ИГОРЬ МУРЕНКО

 

 

                         КОРОЛЕВА ЛИР

 

 

Под одним названием объединены четыре мини-пьесы: «Мусорные бяки», «Бабуин и дембель», «Сын приехал», «Королева Лир». Из них и может сложиться спектакль.

 

                                                             

                          М У С О Р Н Ы Е   Б Я К И  

                             (Новогодняя история)

                             

Действующие лица:

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА – 70 лет

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ, ее муж – 72 лет

ПЕТЯ, бомж-вожак – 37 лет

КОЛЯ, ВАСЯ, бомжи – от 20 до 23 лет

ПАРЕНЬ с ножом – от 25 до 30 лет 

 

СЦЕНА 1.

31 декабря 2011 года. Лежбище Пети. Оно устроено возле трубы теплотрассы под землей. Лежбище освещает огарок свечи, найденный в мусорном баке. Петя и Коля наряжают елку. Елка – это палка от сломанной швабры, вставленная в ведро с землей. К палке примотаны проволокой еловые ветки, то, что остается на снегу после продажи елок на толкучке. Игрушки для елки – то, что можно найти в мусорных баках. На елке уже висят пивные банки, зубные щетки, мочалка, конфетные фантики, обертки для мыла, страницы из глянцевых журналов, разбитая кофейная чашка. Коля вешает на ветку пластмассового зайца с одной лапой, затем баллончик дезодоранта. Петя водружает на верхушку елки большую зеленую бутылку из-под средства для чистки унитаза.

ПЕТЯ (отходит, смотрит). Нормально вроде. Не хуже, чем у людей…А Дед Мороз из чего? (Смотрит на кучу предметов на полу, тоже найденных в мусорных баках, берет несколько из них, кладет обратно. Поднимает валенок, смотрит на него, прикидывает). А что – сгодится. Дедом Морозом будет дырявый пим. (Заматывает его бинтом. Засовывает в него небольшого размера подушку, так, чтобы большая часть подушки торчала из валенка, заматывает и ее бинтом. Берет акварельные краски – точнее то, что от них осталось – плюет на них, ибо они засохли, и пальцем рисует на подушке глаза, нос, рот, усы).  

КОЛЯ. Что-то долго его нет. Нашел чего-нибудь вкусного и жрет. Пойду я – гляну.

ПЕТЯ. Притормози. Сегодня – тридцать первого - жратвы много не найдешь. Тридцать первого негусто – только еще готовят, запасают. Первого, второго января хавают до отвала. Выбрасывать начинают с третьего – всего же не сожрать, киснет. Да и в этот день многие сваливают к родичам, в санаторий, а то и закордон – на недельку, на две. Не потащишь же с собой новогоднюю жратву? В наши баки посбрасывают. И салатики будут, и колбаска, и сырок, и рыбка. И даже тортик будет, и не один.

КОЛЯ (привязывает к елке конфетную коробку). Торт давно не жрал, шеф. Точно торт будет?

ПЕТЯ. Увидишь, зелень. Ты еще новичок, а я по вонючкам с девяносто второго. Такую академию прошел – не каждый профессор выдержит. Сначала хреново было. В баках – один мусор голимый.  Алюминий сдавал, бутылки - этим только и кормился. А затем наладилось – забурел народ, стал недоедать, начал и хлеб выбрасывать, и колбасу, и рыбу, и сыр, и творог. Сейчас – в двадцать первом веке - вообще лафа – гораздо больше хавчика стали валить в мусорку. Потому как собак крупных перестали держать, а то в девяностых от страха все вот таких, с меня ростом, кобелей завели – поголовно. Те все дворы засрали и наши харчи сожрали. Сейчас и чище стало, и сытней. Усек? А еще сердобольный народ стал появляться. С начала зимы – женщина из пятого двора подкармливать стала. Приносит хлеб, картошку, колбасу, чай. Сегодня – тридцать первого – только на нее надежда. В баках-то ни хрена не будет. Так что – притормози, не суетись. (Закончив расписывать валенок). Чем не Дед Мороз, а?

КОЛЯ. Она принесет, а он сожрет. Шеф, не верю я ему. Надо глянуть. Сожрет гад, и нам не оставит. Точно сожрет. Пойду -  продежурю. (Надевает старое зимнее красное женское пальто с заячьим воротником, женскую зеленую мохеровую шапку, уходит).

         Для того, чтобы выбраться из лежбища на поверхность, нужно пройти шагов десять до металлической лестницы к люку. От того места, где находится елка, лестница не видна. Слышно, как Коля лезет по лестнице, открывает крышку люка, выбирается на свежий воздух, затем закрывает люк.

ПЕТЯ (ставит Деда Мороза под елку. Тряпкой вытирает пальцы, испачканные краской). И, правда - что-то долго шляется. А вдруг жрет? И второй с ним жрать станет. И ведь сожрут гады – без меня! (Надевает ветхий полушубок с изъеденным молью воротником, видавшую виды шапку из искусственного меха с козырьком, тушит огарок, уходит).

Слышно, как Петя лезет по лестнице, открывает крышку люка, выбирается на свежий воздух, затем закрывает люк.

 

СЦЕНА 2.

  31 декабря. Квартира. Вечер – за окном уже темно. Ирина Васильевна хлопочет на кухне. Константин Петрович наряжает в большой комнате елку. Работает телевизор. По нему идет музыкальная предновогодняя программа. Звонит телефон. Константин Петрович снимает трубку.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Да. (Слушает). А-а, привет дорогой. (Приглушает звук телевизора). Обычной новогодней суетой занимаюсь. (Слушает). Третьего числа…да нет, никаких планов. (Слушает). На охоту всегда готов. Давно ночью зайчишек не стрелял. (Слушает). Ну, да – у меня ружье с фарой-прожектором, врублю – и десятка два уложу. (Слушает). До встречи. (Кладет трубку, идет на кухню к жене).

Ирина Васильевна кладет в целлофановый пакет булку хлеба, палку колбасы, яблоки. Ставит бутылку шампанского.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Колбаса, хлеб, яблоки, и шампанское. Все-таки Новый год. Не возражаешь?

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Ох, Иришка, балуешь ты неизвестно кого. Вдруг это хулиганьё? Отморозки? Квартирные воры? А уж то, что пьянь – так это точно.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Это несчастные, Костя. Просто несчастные. Мы с тобой в тепле, в чистоте, а они ютятся неизвестно где.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. А им это нравится.  Лодырничают, пьют, шарятся по мусорным бакам, грязные, немытые – да еще получают ни за что ни про что еду. Все должны работать, а им просто так. Ты поощряешь лень.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Жалкие они, не наглые. При встрече глаза опускают.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Значит, есть от чего - совесть, значит, нечиста. Хотя, мне думается – пропили они совесть – твои лишние люди. Ты же в школе лет сорок про лишних людей говорила. Видно дороги они тебе до сих пор. Хотя до этого…как его…а, Печорина – и кто там еще? - им, по-моему, далеко. Я не прав?

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Я пойду.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Подожди. (Удерживает жену). Я думал – пойдем на пенсию, будем больше заботиться – я о тебе, ты обо мне. В конце концов – муж у тебя не какое-то заурядное существо, а государственный человек, большими делами ворочал. Был начальником управления. С важными людьми в Москве встречался. А ты… в общем не в ту сторону смотришь.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Ладно, Костя. Я быстро. (Идет с пакетом в коридор, надевает старенькую курточку, в которой обычно выносит мусор, и уходит).

 

СЦЕНА 3.

 Двор многоэтажного дома. Стемнело. В один ряд стоят три мусорных бака. В одном из них копается Вася – на нем старая летчицкая куртка вся в заплатах, с испачканным краской серым меховым воротником, на голове шапка, в которой парятся в бане. Ирина Васильевна выходит из подъезда и идет к бакам. Подходит, останавливается.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Скажите, пожалуйста – вы всегда здесь или только сегодня?

ВАСЯ (зло). Вали отсюда!

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. А ваш товарищ…постарше…Как его фамилия?

ВАСЯ. Не твое дело. Проваливай! Это наша кормушка!

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Вы ошиблись, это я…

ВАСЯ. Проваливай, тварь!

                Толкает Ирину Васильевну.  

Нечего шарить по чужому участку!

                Замечает пакет с продуктами.

А-а, уже нашла. Опередила.

              Хватает Ирину Васильевну за горло, начинает душить. Она пробует вырваться, кричать, но хватка у Васи бульдожья. Подбегает Коля.

КОЛЯ. Ты чего?!

ВАСЯ (о пакете). У нас хватанула! Наша жратва! Это для нас оставили!

КОЛЯ. Мордой, мордой о край бака! Будет знать!

                    Хватают Ирину Васильевну, подтаскивают к баку и собираются исполнить то, что предложил Коля. Появляется Петя.

ПЕТЯ. Стойте, идиоты! Тормозим! Тормозим, я говорю! (Отшвыривает Колю и Васю). … Это ж моя мать! Это моя мать, придурки! Это же она меня кормит! И вам сегодня принесла! Вы должны ее руки целовать! Целуйте руки, я говорю! И просите прощения! Целуйте! Ну!

                         Пауза.

ПЕТЯ. Я сказал!

КОЛЯ. Прости, мать. (Собирается поцеловать руку Ирины Васильевны).

ПЕТЯ. Стоп! Отставить поцелуи! Еще заразишь ее!

         Коля отдергивает руку.

Мылся-то сколько лет назад? Поди, и не помнишь. (Васе). И ты – без слюней!

ВАСЯ. Прости, мамаша.

ПЕТЯ. Пошли вон, придурки! (Подает Ирине Васильевне пакет с продуктами). Держи, мать. Прости их. Это мои постояльцы. Я их на днях в свой отель пустил. (Ведет Ирину Васильевну к подъезду, заглядывает в пакет с продуктами). О-о, даже шампанское! Ну, идиоты! (Оборачивается к Коле и Васе). Козлы - я вам навтыкаю! (Ирине Васильевне). Мать, я их накажу по полной! (Забирает себе пакет с продуктами). Это ты для нас несла. Не могу не принять – я же уважаю тебя. Мать я знаю – как их накажу! Один буду твои продукты есть! Они ни хрена не получат! (Машет кулаком Коле и Васе. Те скрываются в темноте).

                 Ирина Васильевна отходит в сторону, все еще не может прийти в себя, рукой потирает шею – то место, в которое вцепился Вася. Из подъезда выходит муж.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Я что-то заволновался. Дай, думаю, выйду.

ПЕТЯ. Отец, накладка получилась. Виновные будут размазаны по стене.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (жене). Что такое?

                         Петя скрывается в темноте.

Что произошло?

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА (обиженно-удивленно). … Они меня… избить хотели …

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Ничего себе! За что?! За продукты?! Вот и нечего их кормить! Я тысячу раз тебе об этом говорил! Это же отморозки! Хулиганьё! Пойдем, пойдем. Выпьешь вина, успокоишься. (Уводит жену домой).

 

СЦЕНА 4.

Лежбище Пети.

ПЕТЯ. Ну, вы и придурки! Срубили сук, на котором можно сидеть! И как сидеть? Картошка, хлеб, колбаса, чай – ежедневно! С доставкой! Прямо в корыто! Кто теперь так нас будет кормить?!

КОЛЯ. Это он, шеф. Не просёк. Сразу за горло.

ПЕТЯ. Да, а ты просёк. Видел. Если бы не я - покалечили. И что бы мы сейчас делали?

КОЛЯ. Шеф, это он начал. Психу мне накрутил.

ВАСЯ. Пошел ты!

КОЛЯ. Сам пошел!

ПЕТЯ. Она больше не принесет. (О пакете). Это последний. Смотрите, что в нем было, идиоты. (Вынимает). Яблоки…хлеб…колбаса…Шампанское!.. Я шампанского лет двадцать не пил!..Такую лафу порушили!…

КОЛЯ (Васе). Обрубок мозга!

ВАСЯ (Коле). Кость в заднице!

               Бросаются друг на друга. Коля хватает сломанную пластмассовую швабру и начинает нападать на Васю. Вася хватает детскую хоккейную клюшку и наносит удары Коле. Петя во время поединка ставит на стол три стакана, вырезанных из пластиковых бутылок, открывает шампанское.

         Поединок заканчивается с «выстрелом» шампанского. Коля с Васей расходятся в разные стороны. Тяжело дышат.

ВАСЯ. Скажи спасибо – Новый год – а то бы я тебя…

КОЛЯ. Заткни пасть, урод! Такого хавчика нас лишил!

ПЕТЯ. Рано закончили. Телека-то у нас нет. Прям, новогодняя развлекаловка. (Наливает шампанское). Ладно. Закроем это дело. Поворотить его взадпятки нельзя. Давайте праздник раскручивать. Новый год как-никак. Берите, придурки! Давайте, давайте.

              Вася с Колей берут стаканы.

Ну, с новым счастьем!

                      Пьют. Молчат.

КОЛЯ. Да, живут же люди.

                      Молчат.

ВАСЯ (отламывает кусок от булки хлеба, ест). Шеф, про новое счастье. Подходила ко мне сегодня шестерка от Кабана.

ПЕТЯ. Что еще?

ВАСЯ. Разнюхал он – кормят тебя. Хочет твои баки из пятого двора под свою крышу перевести. С завтрашнего дня – мы не должны в них соваться.

ПЕТЯ. Гаденыш…

ВАСЯ. Или война.

ПЕТЯ. Тварь…Отдать-то не жалко – мать-то теперь того. Но - один двор сдал, затем и остальные захапают.

ВАСЯ. И что передать?

ПЕТЯ. Завтра скажу…Вот гад, Кабан! Праздник испортил!

 

 

СЦЕНА 5

 3 января. Квартира. На кухне Ирина Васильевна приготовила пакет с продуктами, наливает в полуторалитровую бутылку горячий чай. Собирается идти на улицу.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Ира, ты неисправима. Прошло три дня – и ты опять за свое. Все-таки хочешь мусорный бак поцеловать?

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Это было недоразумение.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Ты что - мать Тереза нашего двора?

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Я быстро.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (раздраженно). Да, да – знаю я это быстро. Одну я тебя теперь не отпущу. Только со мной. (Одевается). Из-за тебя не пострелял. Охоту мне порушила.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Зато двадцать зайцев будут жить.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Погоди, мы еще хлебнем - от этих твоих. Жаль, не хочешь в милицию заявить. Это же уголовное дело! Они могли тебя покалечить! Мы с моими связями их бы посадили. Администрация бы помогла. (Уходят).

СЦЕНА 6.

Во дворе дома. Стемнело. В мусорных баках роются Петя, Вася и Коля. То, что находят, бросают в мешок. К ним направляются Ирина Васильевна и Константин Петрович. У Ирины Васильевны пакет с продуктами. У Константина Петровича пакет с полуторалитровой бутылкой  – в ней чай. Увидев Ирину Васильевну с мужем, троица прекращает рыться.

ПЕТЯ (надвигает козырек шапки почти на глаза, удивленно). Здравствуй, мать. Я думал ты всё – кранты - с кормежкой.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Скажу честно – я всегда был против. Ну, а после того безобразия - вас нужно сдать в милицию.

КОЛЯ. Бесполезняк, отец. У нас паспорта нет. Мы никто. Ветер. Ветер не посадишь, не упечешь.

ПЕТЯ. Заткнись!

КОЛЯ. Извини за правду, отец.

ПЕТЯ. Мать, хочешь - головы руби. Только прости нас - идиотов. (Васе и Коле). Шапки!

                          Все трое снимают шапки. Петя низко опускает голову.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Здесь вареная картошка - только что с плиты. Хлеб. Бублики. Масло. Это горячий чай.

ПЕТЯ (Васе и Коле). На колени! (Встает на колени).

                             Вася и Коля тоже встают на колени.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Поднимитесь. Зачем это? Когда я был начальником управления – и то до этого не допускал. 

                             Троица не поднимается.

(Оглядывается). Ира, пойдем. Знакомые увидят – на смех поднимут. (Троице). Встаньте. Это же комично.

 Однако троица стоит на коленях до тех пор, пока Ирина Васильевна и Константин Петрович не уходят.

КОЛЯ. Теперь точно война.

 

СЦЕНА 7

 6 января. Лежбище Пети. Петя и Коля зажигают огарки свечей, найденные в мусорных баках, и ставят их под елкой. Слышно, как открывается крышка люка, затем раздается голос Васи: «Корень, прими груз». Коля уходит и скоро возвращается – в одной руке у него пакет с продуктами, в другой торт.

КОЛЯ (радостно). Шеф, торт. И еще что-то в пакете. (Заглядывает в пакет). Вот это да! Пожрем, так пожрем!

         Закрыв люк и спустившись по лестнице, появляется Вася.

ВАСЯ. Посмотрела кругом, поставила, и ушла.  Меня-то не усекла – я схоронился за гаражами. (Раздевается).

              Коля, не расставаясь с пакетом и тортом, подходит к Васе, осматривает его.

КОЛЯ. Крошек на губах нет. На одежде тоже.

ВАСЯ. Ты чего, идиот?

КОЛЯ (обнюхивает Васю). Ничего. Раздевайся, раздевайся.

ВАСЯ. И этот был – начальник. Костерил нас. Говорил – отморозки мы. (Коле). Да, отвали ты, придурок!

КОЛЯ. Шеф, он чист. Не жрал. (Отдает пакет и торт Пете).

        Петя ставит пакет и торт на стол и начинает доставать из пакеты продукты.

ПЕТЯ. Мандарины…сгущенное молоко…хлеб…колбаса…

тушенка…Вино. Ого – итальянское… И торт. Ну, дает мать – такая жрачка, видать, в честь праздника. Завтра же Рождество.                                                            КОЛЯ. Шеф, давай сразу, а?

ПЕТЯ. Спокойно. Сделаем, как у людей. Накроем поляну, сядем…Одно дельце только надо доделать – ангела-то у нас нет.

 Берет предвыборный плакат, разрывает его пополам. Каждую половинку сворачивает и булавками пришпиливает к валенку – у Деда Мороза появляются крылья за спиной – и он превращается в ангела.

Коля садится рядом с продуктами. Обнюхивает колбасу, торт, мандарины. Восхищенно смотрит на еду.

КОЛЯ. Все свежее. Из магазина. Жрачка так жрачка…

ВАСЯ (греет руки над горящими свечками под елкой). Ко мне опять подваливала шестерка от Кабана. Кабан в курсе, что в пятом дворе нас продолжают кормить. Просил передать – если мы не смотаем оттуда удочки, он все равно закроет эту кормушку.

КОЛЯ. Вот ему! (Показывает кукиш). За эту жрачку я пасть порву Кабану и его кабанятам!

ВАСЯ. И еще шестерка сказала - по секрету: Кабан задумал перевести стрелки. Не его рвань это дельце провернет – с пятым двором-то, а чистый человек – с паспортом.

КОЛЯ. А ты не заливаешь?

ВАСЯ. Пошел ты!

КОЛЯ. Надулся, прям бугор. Как же - Кабан через тебя базар ведет.

ВАСЯ. Ага, через тебя надо.

КОЛЯ. Шеф, не верь ему. Чего бы шестерка стала секретничать?

ВАСЯ. Дурак и дурак! А вдруг победа будет за нами – он тогда к нам переметнется. Вот и закладывает своих.

КОЛЯ. А ты, поди, нас заложил. Шеф, не верь ему.

ВАСЯ. Паскуда!

КОЛЯ. Тварь!

          Бросаются друг на друга. Петя смотрит, не разнимает, и лишь когда драка начинает стихать, расшвыривает Васю и Колю в разные стороны.

ПЕТЯ (Васе). А что он провернет, какое дельце – этот, с паспортом?

ВАСЯ (потирая челюсть). Про то шестерка не в курсах.

       Петя возвращается к валенку - Деду Морозу – у того за спиной уже появились крылья, ставит его под елкой.

 

СЦЕНА 8.

13 января. Во дворе дома. Поздний вечер. Ирина Васильевна и Константин Петрович идут из магазина с пакетами. Троица копается в мусорных баках.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Странно. Мы пошли в магазин – они копались. Где-то час с лишним ходили – они все еще роются. Чего ищут? Да и поздно уже, не их время. И к тому же – пьяненькими уже должны быть. В честь наступающего Старого Нового года. Эта братия все праздники четко соблюдает…И мне кажется – только не спорь - они за нами следили. Всю дорогу. Туда и обратно. Нельзя, нельзя им доверять.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Ты их просто терпеть не можешь. Готов повесить на них всех собак.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. А кому они нравятся-то кроме тебя? Хочешь – давай проведем во дворе опрос. Не думаю, что кто-нибудь за них заступится.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Дай тебе волю – ты бы объявил на них охоту – как на зайцев.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. А что – взял бы ружьишко, врубил бы фару-прожектор для забавы - и очистил двор. Уверен – мне бы все спасибо сказали.

                   Из-за угла дома появляется парень, быстро подходит.

ПАРЕНЬ (Ирине Васильевне, Константину Петровичу). Тихо. Сейчас идем к вам домой. Пикните. И вам хана. (Показывает нож).

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Вы, наверно, ошиблись... Мы пенсионеры…

ПАРЕНЬ. Пошли! Быстро! (Толкает Константина Петровича).

                Ирина Васильевна и Константин Петрович медленно двинулись к подъезду в сопровождении парня.

ПЕТЯ (от мусорных баков). Мать, мы к тебе в гости. (Быстро подходит, за ним Вася и Коля).

ПАРЕНЬ. Проваливайте. (Показывает нож).

ПЕТЯ. Ты что, корень - нас пригласили. Мы не можем не прийти. Это не по-корифански.

ПАРЕНЬ (пошел на Петю с ножом). Перышка захотел? Говори – куда. В бок, в живот, по горлу?

ВАСЯ. Эй, корень - как твоя кликуха-то? Давай познакомимся.

КОЛЯ. Мы мусорные бяки. А ты?

ПАРЕНЬ (готовится нанести удар ножом, выбирает – кому из троицы первому).

ПЕТЯ (раскрывает руки для объятий, идет на парня). У меня чахотка, лишай, вши и чесотка со струпьями.

ВАСЯ (идет на парня). У меня чахотка, чесотка и сифилис.

КОЛЯ. У меня только сифилис!...Не боись. Нос только сгниет…Ну, же – иди ко мне. (Идет на парня). Я люблю таких чистеньких. Давай поцелуемся.

ПЕТЯ. Вспомнил. У меня еще и глисты. Передаются через харчок. (Отхаркивается, хочет плюнуть парню в лицо).

ПАРЕНЬ (отступает). Ну, погодите, вонючки! Вы мне еще попадетесь!  (Убегает).

ПЕТЯ (Ирине Васильевне и Константину Петровичу). Как вы?

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (приходя в себя, он изрядно перетрусил). Я… а чего мне?

ПЕТЯ. Мать, ты как?

               Ирина Васильевна напугана, но явно меньше мужа.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Уже лучше. Спасибо вам. Если бы не вы…все трое…

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (сухо). Спасибо.

ПЕТЯ. Не за что. Для себя старались.

КОЛЯ. Еще сунется – притащим его к тебе в отель, шеф. Разденем догола, привяжем, сами разденемся – и будем тискать. И слюнявить, слюнявить чистенького. Пока всё ему не передадим. Всё богатство. (Васе). Хочешь, уступлю тебе - ты будешь его тискать? Я не жадный.

ВАСЯ. Ты предложил. Ты и займешься. А я зрителей подгоню. Бабла срубим.

            Ржут, хлопают друг друга по плечу.

ПЕТЯ. Заткнитесь, герои.

КОЛЯ. Шеф, это жизнь в натуре.

            Ржут еще громче.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Это все из-за меня. Я был крупным начальником. Значит, у меня есть что грабить. Видимо, за мной следили... Ну, что, ребята. С нас коньяк и красная икра. До-свидания. Идем, Ира. (Собирается уходить).

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. Погоди.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Что еще?

          Ирина Васильевна встает на колени перед Петей, Васей и Колей.

Ира, коньяка и икры достаточно.

ПЕТЯ. Мать, поднимись.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА (мужу, мягко). Костя…

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ. Меня никто не ставил на колени. Я человек железной воли. Иначе не стал бы руководителем высокого ранга. Ира, пойдем. Не позорь меня. Вдруг знакомые увидят.

ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА (мужу, твердо). Костя…

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (оглядывается). Хорошо. На одну секунду. (Опускается на колени).

                                Пауза.

ПЕТЯ. Орлы, ну-ка не отставайте. (Встает на колени).

                     Вася и Коля тоже встают на колени.

                                 Пауза.

КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (оглядывается). Стороны показали стремление к диалогу.                                                                   ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА. По-моему, это нечто большее.

                                Пауза.

ПЕТЯ (снимает шапку). Мать…Ирина Васильевна… вы не узнаете меня? В школе вы были моим классным руководителем... Я выпускник 91-го года…У меня и фамилия имеется. Тимофеев я…

                        Слышно, как завывает январский ветер и доносится праздничная музыка из окон – канун Старого Нового года все-таки.

 

                              

 

                              БАБУИН И ДЕМБЕЛЬ

 

 

 Действующие лица:

ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА - 71 лет
ПЕТЯ, ее внук - 21 лет
НАТАЛЬЯ – 45 лет

 СЦЕНА 1.

Двухкомнатная квартира. Петя - в трусах и майке - стоит в большой комнате на стуле в картинной позе. На голове у него надета пустая кастрюля, в одной руке тарелка, в другой ложка. Такие «картины» его любимая забава.
ПЕТЯ (стучит ложкой о тарелку). Эй, бабуин!                                         Из кухни появляется Татьяна Степановна. Увидев «картину», она не удивляется - такие «картины» ей привычны.
Когда?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Картошка готова. Поджарила, пока ты спал. Можешь кушать.
ПЕТЯ. С мясом?
Татьяна Степановна не отвечает.                                                      Понял. Опять без мяса. Дождешься ты у меня - в глаз врежу.                                                                                                                              ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Мой сын и невестка - твои приемные папа и мама - когда разбились на машине…я слегла от горя.…                                                                                                                   ПЕТЯ (с издевкой). Папа и мама.                                                              ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Из школы ко мне приходили – и ребятишки из моего класса, и учителя. Помогали, чем могли. Они и рассказали…                                                                                                                            ПЕТЯ. Заткнись, дура!                                                                               ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Они и рассказали - ты пол мыл. В свое игрушечное ведерко воды налил, взял тряпку – и копошился. Мне помогал. Три годика тебе было.                                                                                               ПЕТЯ (спрыгивает со стула, снимает кастрюлю, ставит ее на пол – будто это ведерко, ёрничает, изображает мытье пола). Так да?! И тряпочку отжимал?! И весь перепачкался?! Так, бабулечка, отойди! А теперь тапочки дай оботру! И рубашечку перепачкал, и штанишки! И мордуленция была милая!... А на хруин мне это знать?! Это что – мне шею подставить? – чтоб ты на нее села?! (Бьет себя по шее). Тебе этого нужно?! Подмять меня хочешь?! Да пошла ты – и с тряпочкой, и с ведерком! Мне не три годика, а двадцать один!                                                                                                            ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. И попить мне приносил. И даже с ложечки кормил.                                                                                                                    ПЕТЯ. А теперь хрена с два!                                                                         ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Ты любил меня, жалел. Всегда жалел – и потом - школьником.                                                                   ПЕТЯ. А ты на жалость только и давила! Как нога водилы на газ! Все должны были тебя жалеть! Пунктик у тебя такой! Любимая фишка!                                                                                                 ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Ты у меня на руках остался трехлетний. А я одна. Некому помочь. Как же меня не жалеть? Все и жалели. И ты жалел.                                                                        ПЕТЯ. Дураком был!.. Давай жратву! (Идет на кухню).              Татьяна Степановна накладывает на кухне со сковороды жареную картошку в тарелку, ставит ее перед Петей на стол, подает вилку и хлеб, наливает в стакан чай. Петя ест. Татьяна Степановна садится по другую сторону стола.
ПЕТЯ. Какое сегодня число?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Шестнадцатое. Шестнадцатое августа.
ПЕТЯ. Знаю, что август. Я еще не того. А день?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Суббота. Себя не жалеешь, меня хоть пожалей. Я уже не могу на все это смотреть. Больной делаюсь, хотя и так вся больная.                                                                                                          ПЕТЯ. Глуши моторы. Старый песняк.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Уже третий месяц, как вернулся из армии. И все пьешь, пьешь. Денег столько назанимал – а как отдавать? Моей пенсии не хватит. Когда ты возьмешься за ум? Иди учись, или работай.                                                                                                                                           ПЕТЯ. А жениться?                                                                                                   ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. И женись – на хорошей девушке. Да разве хорошая пойдет за такого?                                                     ПЕТЯ. А я плохую найду.                                                          ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Ну, перестань, перестань надо мной издеваться. Думаешь, приятно мне будет, если  тебя, при такой жизни, самое большое года через три, зароют в могиле. В двадцать-то с небольшим!  
ПЕТЯ (бьет кулаком по столу). Заткнись! Нахруин мне это слушать?!
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Пока не поздно – сжалься надо мной.
ПЕТЯ. Смотри сюда! (Берет пустую пластиковую бутылку из-под пива, встает на стул, застывает в очередной
«картине»). Мигом!
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Не на что пиво покупать. Деньги кончились. Пенсию только на следующей неделе принесут. Осталось только на хлеб и картошку.
ПЕТЯ. Займи где-нибудь. В первый раз что ли?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Прошу тебя – подумай обо мне. Мне ведь не так много уже осталось. Что я скажу твоим родителям на том свете?
ПЕТЯ. Скажешь – жадничала. Что Петечка ни просил, я ему - шишь! И все давила на жалость. Давила, давила. Давай, старая карга, дуй за пивком!                                                                                     ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА…Как-то мы были в гостях у моей знакомой. Мы часто к ним ездили. Они жили в своем доме…                                                                                                                         ПЕТЯ. Заткни фонтан! К черту твою долбаную повесть! (Швыряет бутылку на пол, зажимает уши руками).                                                                             ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА… Ты вышел погулять. Взял яблоко и пошел на улицу. Пять лет тебе было. И вдруг шум, крик: «Милиция! Милиция!» И твой голос плачущий: «Баба, баба!». Я из дома, на дорогу – к тебе. Что такое?! Оказывается, ты съел яблоко, а огрызок бросил через забор к соседям в сад.                                                                                                                                                     Петя отнимает руки от ушей.                                                                               А он у них был знатным. Яблони всех сортов, какие только могут быть в наших краях. И всегда у них ни соринки, чистота. А тут – бац! – твой огрызок. Да под ноги Сашке. Внуку хозяев. Лет 16 ему было. Но здоровый, высоченный. С повязкой дружинника все ходил. И вот выскочил он на улицу, схватил тебя и давай кричать: «В милицию пошли! В милицию!» Перепугал он тебя тогда страшно. Ты весь вечер от меня не отходил. За руку держал. Спать со мной лег, обнял за шею.                                                                     ПЕТЯ. Вывод: ты - должен пугать, а не тебя. Самая верная позиция, бабуин. Это урок был. А ты чему учила? «Петя, делай добро, и тебя пожалеют. Я людям делаю только добро, и меня все жалеют. Вот тебя в детский дом не отдала, тяну из последних сил, и меня все жалеют». Да в армии - дави я на жалость - я бы не выжил…Короче, вали в магазин! И что б пиво было холодненьким!
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Не пойду. Денег на пиво нет.                                                    ПЕТЯ (спрыгивает со стула). Мигом, я сказал! (Грубо хватает Татьяну Степановну, дает ей сумку и выпроваживает из квартиры, закрывает за ней входную дверь, затем возвращается, несколько секунд думает, берет мобильник, ищет в «контакте» нужный номер, нажимает на соединение). Алло, чего ты там поделываешь? (Слушает). Ну, и ништяк. Ты замуж хочешь? За кого, за кого – за меня. (Слушает). Ну и что, что тебе 45. Мне такую и нужно. Двадцатилетняя у меня уже была. Снюхалась с мужиком на работе. И вообще – ты что – телек не смотришь? Сейчас это самое то – ему 20, ей 50. Ему 30, ей 70. Короче, дуй ко мне. Сейчас эту… как ее…помолвку организуем. (Слушает). Да ничего я не кручу и не верчу. Натуральную помолвку. Или еще круче – сразу свадьбу зашарашим. Чего тянуть. Сегодня как раз свадебный день – суббота. Гони, короче. …Где я живу? А ты подруливай к остановке «Магазин «Полтава». Я тебя встречу. И в магазин заскочим, прикупим чего-нибудь. Ты бабки захвати. А то мои спонсоры кочевряжатся. Ну, лады. (Нажимает на отбой, кладет мобильник, достает из шкафа армейскую форму, в которой демобилизовался, и начинает надевать ее).

СЦЕНА 2.

Петя и Наталья с улицы заходят в квартиру. Петя в армейской форме, на Наталье скромный серый костюм. У Натальи и в 45 лет по-девичьи стройная фигура. В одной руке у Пети торт, в другой двухлитровая бутылка пива. Наталья настороженно осматривает квартиру. Петя ставит торт и бутылку пива на столик возле дивана.                                                                                                            ПЕТЯ. Проходи, садись. (Показывает на диван).                                                                                                     НАТАЛЬЯ. А ты давно здесь живешь?                                         ПЕТЯ. Где?                                                                                         НАТАЛЬЯ. В этой квартире.                                                                       ПЕТЯ. Да всю жизнь. А что?                                                            НАТАЛЬЯ. Один?                                                                              ПЕТЯ. Нет, с бабуином.                                                                   НАТАЛЬЯ. А кто это?                                                                             ПЕТЯ. Бабушенция. Старая уже.                                                      НАТАЛЬЯ. А где она?                                                                                ПЕТЯ. Шляется по магазинам.                                                       НАТАЛЬЯ. Как ее зовут?                                                                             ПЕТЯ. Какая разница?                                                                         НАТАЛЬЯ. А все-таки.                                                                        ПЕТЯ. Бабуина зовут Татьяной Степановной. Вряд ли тебе это имя что-то говорит.                                                                                                     Пауза.                                                                                                    НАТАЛЬЯ. Я пойду. (Направляется к двери).                                               Петя делает два прыжка и загораживает дверь.                                  ПЕТЯ. Ты чего?! А свадьба?!                                                            НАТАЛЬЯ. Пусти.                                                                                        ПЕТЯ. Чего ты взъерепенилась-то?!                                                            Наталья хочет открыть дверь.                                                              Да, не пущу я тебя!                                                                    Хватает Наталью и насильно усаживает на диван.                                   Сиди и не рыпайся. Сейчас музон врубим.                                       Включает телевизор. Раздается голос ведущего программы новостей: «Сегодня в своей квартире найден убитым депутат Областного Совета Лоллий Хромушин. На его теле обнаружено восемнадцать колото-резаных ран». Петя переключает  телевизор на музыкальный канал. Из телевизора понеслась современная ритмичная музыка.                                                                                                                        Давай подергаемся? Смотри, что могут дембеля! (Надевает свою фуражку на голову Натальи, и дергается под музыку – так чтоб рассмешить Наталью).                                                             Наталья не смеется.                                                                            Давай! (Тянет Наталью танцевать, но та упирается, не идет. Петя выключает телевизор). Тогда пивка выпьем. (Берет бутылку, откручивает крышку).                                                                                      НАТАЛЬЯ. Она скоро придет?                                                           ПЕТЯ. Бабуин-то? Да обычно час шляется, полтора. Ты ее боишься что-ли? Не робей. (Показывает кулак). Я ее вот так держу!                   НАТАЛЬЯ. Давай я пойду. Мне что-то нехорошо.                                              ПЕТЯ (протягивает бутылку). На – полегчает. За стаканами на кухню не попрусь - убежишь. Давай из горла.                                                                      Наталья берет бутылку, делает несколько глотков. Затем к бутылке прикладывается Петя.                                                          Ну, вот – сейчас повеселеешь. А то – будто в первый раз замуж. Ты ж опытная. Это я зелень. (Целует Наталью, начинает расстегивать пуговицы на ее костюме, но Наталья это пресекает).                                                                                          НАТАЛЬЯ. Нет, Петюша, не сейчас.                                              ПЕТЯ. Тогда еще хлебнем. (Делает несколько глотков). Слушай, а где ты работаешь? А то у бабуина этот вопрос на первом месте.        НАТАЛЬЯ. Новости выдаю. Я режиссер на телевидении.         ПЕТЯ. Нихряк. А я думал - продавцом где-нить.                   НАТАЛЬЯ. Ничего особенного, Петюша. Сижу за пультом и нажимаю на кнопки – включаю камеры на ведущего, запускаю видео.                                                                                                Татьяна Степановна с тяжелой сумкой заходит в квартиру. ПЕТЯ. Вот и бабуин пришел. (Кричит в сторону коридора).        Пиво принесла?                                                                                  Татьяна Степановна ставит сумку в коридоре и идет в комнату.                                                                              Пиво, говорю, принесла?                                                                         ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Картошки купила. На пиво денег нет - я уже говорила тебе.                                                                                     ПЕТЯ. Упрямишься. Дал бы я тебе – да ладно – прощаю. Слушай объявление. Я женюсь. Это Натаха. У нас будет гостевой брак. То она у меня, то я у нее. Сегодня она у меня. Поздоровайся с моей женой.                                                                                              Татьяна Степановна пристально смотрит на Наталью, не здоровается.                                                                                     Натаха, ты можешь не здороваться. Ты ей все равно не понравишься.                                                                                 Наталья разглядывает Татьяну Степановну, не здоровается.                                          Не вижу радости, бабуин. Видишь - я женюсь. Опережаю твой вопрос - Натаха работает. Режиссером на телевидении. Твои любимые новости показывает. Умная. И я за ум возьмусь. Но только не сегодня.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Наташе лет 45?                                  ПЕТЯ. Вот бабы – сразу бьют туда, где прореха! Да - 45 ей. А я молодой - сладкий. (Целует Наталью). Ценить будет мою сладость. Не снюхается с мужиком на работе.  Да, Натаха – не снюхаешься?                                                                             НАТАЛЬЯ. Нет, Петюша.                                                                          ПЕТЯ. Сладкий я - а, Натах?                                                    НАТАЛЬЯ. Да, Петюша.                                                                          ПЕТЯ. Сладкий – вижу, вижу.                                                     ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. А дети у Наташи есть?                                                                                                                                                                                                                                         НАТАЛЬЯ (зло). Вы же прекрасно знаете – зачем спрашивать?                                                                                     ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Ну, мало ли. Всякое бывает.                                                                                  ПЕТЯ. Вы что – знакомы?                                                         ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Первый раз вижу.                                                                                   НАТАЛЬЯ. Тебе показалось, Петюша.                                                                                                    ПЕТЯ. Ну, и ладно. (Целует Наталью).                                                                                       ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Пожалел бы ты меня. Думаешь, легко мне на все это смотреть? Ты же знаешь, как это бывает по-настоящему. У тебя же была любовь.                                                                ПЕТЯ. И что я с нее поимел, бабуин? С любви-то? Меня в армию. Она обещала ждать. А сама с мужиком на работе снюхалась. Я вернулся – вот переживаю, нюни распустил, в бухалово ушел. А все потому, бабуин – секретца не знал. А теперь знаю. Сказать?.. Нельзя вот здесь (показывает на грудь) открывать, никому. Только открыл – туда сразу – раз! - и навалили! Закон такой. Вот у нас с Натахой здесь все наглухо, на засов - и нам ништяк, прикольно. И общие интересы имеются. Пиво любим и сигареты. Через это и в магазине познакомились. За это нужно вмазать. Пей. За наше счастье. (Подает бутылку Татьяне Степановне). Давай из горла, как мы.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Ты же знаешь – я терпеть не могу пиво.
ПЕТЯ. Извини – на свадьбе молока не подают. Пей. Хотела, чтоб я остепенился - радуйся.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Не буду.
ПЕТЯ. Пей, я сказал! (Насильно подносит бутылку ко рту бабушки. Наталье). Меня бы кто так угощал. (Смеется).                                                                    ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Не хочу.
ПЕТЯ. Шире рот, бабуин!
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Нет.
ПЕТЯ (Наталье). Ну-ка, подержи ей руки. (Заводит руки бабушки за спину).
НАТАЛЬЯ. С удовольствием подержу. (Подходит и держит руки Татьяны Степановны за спиной).                                                                 Петя пытается насильно влить пиво в рот бабушки. Та закашливается.
ПЕТЯ. Только добро переводишь... Пить не хочешь - пляши. У нас свадьба. А на свадьбе пляшут. Пляши, я сказал!
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Пусть она уйдет.
ПЕТЯ. Еще чего. Никуда Натаха сегодня не уйдет. Пляши. (Подносит к лицу бабушки кулак).                                                                  ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Не буду при ней.                              ПЕТЯ. Будешь! При зрителях лучше! Давай! Ты ж родом из деревни – могёшь плясать!                                                                                                 ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Не буду и все. Была бы нормальная свадьба, а так…Не для того я растила тебя вот с таких годков. Жалела. Не сдала в детский дом. Ты мне, как родной. Я воспитала тебя.                                                                                                                        ПЕТЯ (Наталье). Как родной. Признает, что чужой. Не отпирается, что я ей - пришей кобыле хвост. Мои-то настоящие, кровные – видно, пьянь подзаборная. Сдали меня. А те, что на тачке разбились (ухмыляется) - папа с мамой – приютили, усыновили. Сами не смогли, пороха не хватило – чужого взяли. Чтоб я всю жизнь им кланялся. Спасибо, мол – век так сказать…В ответ услужу - в старости на горшок сажать буду…А меня спросили? А хочу ли я поклоны бить? А может я гордый, свободу люблю?! Детдом бы прошел – и никому не должен. А теперь вот она – хочет – я вижу – хочет – чтоб я у ней в ногах валялся. Воспитательница!…Пляши, я сказал!                                                                                                   ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Тебе будет стыдно. (Наталье). И тебе. Ты старше. Он тебе в сыновья годится. Скажи ему…                       НАТАЛЬЯ (Пете). Пусть спляшет. Хочу посмотреть.                  ПЕТЯ. Ну!                                                                                        Татьяна Степановна не пляшет.                                                               Тогда со мной.                                                                                                Хватает бабушку, кружит ее, хохочет.                                          Это шоу, бабуин! Сделай правильное лицо! Тебя снимают! (Наталье). Для новостей!                                                                                              Кончает кружить.                                                            (Запыхавшись). Сколько сил на тебя нужно, а. Хоть кроссы начинай бегать – для тренировки... (Наталье). А ты хотела уходить. Видишь, как прикольно на нашей свадьбе.                                     Татьяна Степановна опускается на диван, тяжело дышит, держится за сердце.                                                                                Та-а-ак, нужно поставить перед ней следующую задачу. (Встает на стул, крутит воображаемый руль, переключает скорость, изображает голосом шум работающего двигателя). Бабуин, где подарок? На свадьбу дарят подарки. Машина от тебя – самое то. Мерседеса не нужно, согласен на Тойоту.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Почему я не поехала в тот день с сыном?.. Сейчас бы не видела этого срама…                                                                                                       ПЕТЯ. Не ври, не ври. Все жить хотят. Армия мне это хорошо показала. Раненый, уже умирает, а все равно спасти просит… Короче, не уводи трёп в сторону от подарка. Внукам на свадьбу дарят машину. (Крутит руль, сигналит голосом).                                                                       Ты должна была откладывать деньги внуку на свадьбу. Сколько у тебя на книжке?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Там только на похороны. На мои. ПЕТЯ. Сколько?                                                                         ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Сорок.
ПЕТЯ. А не врешь? Сейчас проверю. (Спрыгивает со стула). Где сберкнижка?                                                                                 ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. В сумке, где все документы.            ПЕТЯ (идет к шкафу, открывает, берет с полки сумку, ищет, находит сберкнижку). Ага, посмотрим. (Открывает, смотрит). Не врешь - 40 тысяч.                                                                  ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. На похороны откладывала. Чтобы ты не тратился.                                                                                         ПЕТЯ. Брось, бабуин – я тебя и так похороню. Пошли в банк. Деньги снимать. На задрыпанный жигуль – двадцатилетку - хватит. Права я в армии получил.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Женись нормально – тогда поговорим.
ПЕТЯ (Наталье). Я же говорил – ты ей не понравишься…Нехорошо, бабуин – ты не уважаешь мой выбор, скупердяйничаешь.  Извини - тогда для начала холодненького. Берет ложку и кастрюлю. Орет и стучит ложкой о кастрюлю, возле самого лица бабушки.
Пойдешь в банк?
Татьяна Степановна не отвечает.
Орет, стучит.
Пойдешь?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Хоть на куски разорви – не пойду.
ПЕТЯ. Ах, так?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Да, так.
ПЕТЯ. Клиент упорствует...Ладно. (Наталье). Ассистент, готовьте горяченькое. Сейчас мы ее поджарим – как картошку, но только с мясом. (Подает Наталье утюг).
НАТАЛЬЯ (не берет утюг). Нет, нет, Петюша – это уже пытка.
ПЕТЯ. Да кто узнает-то?                                                                   НАТАЛЬЯ. Ожог останется. Если что - не отмажешься. Посадят запросто. Я пас.                                                                                                      ПЕТЯ. Что значит - новости по телеку выдаешь. Все знаешь. А я не допёр…Тогда предлагай. (Ставит утюг на прежнее место).                                                               Наталья закуривает, делает несколько затяжек, думает, затем выдыхает дым в лицо Пете.                                                            ПЕТЯ. Понял. Здорово! Вы все в новостях такие башковитые? (Закуривает, делает глубокую затяжку и с силой выдыхает дым в лицо бабушке).                                                                                Татьяна Степановна кашляет.                                                      ПЕТЯ. Пойдешь в банк?
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА. Нет.                                                                Петя выдыхает новую порцию дыма.
ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА (кашляет). Из-за пьянки…затмение нашло на тебя... Станешь нормальным… еще мне спасибо скажешь.
ПЕТЯ. Ах, та-а-к! Ну, держись! (Начинает затягиваться и выдыхать дым в лицо Татьяне Степановне непрерывно).                                                                                        Татьяна Степановна заходится от кашля.

СЦЕНА 3.

              Ночь. Петя и Наталья лежат на кровати.                            ПЕТЯ (прислушивается). Чего там она? Не подохла? Иди, глянь.      НАТАЛЬЯ. Сам иди, Петюша.                                                                            Пауза.                                                                                                              ПЕТЯ. Подохнет, и весь сороковник с книжки на похороны и уйдет.  Пауза.                                                                                                     НАТАЛЬЯ. Петюша, квартира приватизирована на тебя?                                                                                                                    ПЕТЯ. Нет, на нее. (Садится).                                                                        НАТАЛЬЯ. Но наследник-то ты?                                                              ПЕТЯ. Я, конечно. Больше у нее никого нет. Я законный внук.                                                НАТАЛЬЯ. Тогда успокойся. Квартиру продашь, классную тачку купишь, и еще большой кусок останется. А жить будешь у меня. Мне от матери квартира досталась.                                                              ПЕТЯ. А если не помрет?…                                                                          НАТАЛЬЯ. Там видно будет, Петюша. Безопасных способов много. (Выразительно смотрит на Петю).                                                   ПЕТЯ. Понял.                                                                                       Пауза.                                                                                                            Ты с ней знакома. Вы как-то не так. Давай, колись.                                                                                            НАТАЛЬЯ. Тебе показалось.                                                              ПЕТЯ. Ладно, трепаться-то. Всё я засек. Вы друг дружку хорошо знаете. Колись, колись.                                                                      Наталья встает с кровати, закуривает.                                                Не тяни.                                                                                                                                                     НАТАЛЬЯ. Я первая жена ее сына.                                                   Пауза.                                                                                                         ПЕТЯ. Ни хрена себе!                                                                  НАТАЛЬЯ. Вот именно, Петюша… Жили в этой квартире – с ней. Я забеременела…Так она настояла, чтобы я сделала аборт. Сын учился на третьем курсе. Она все талдычила: «Не торопитесь, пусть Миша спокойно закончит институт. Успеете еще». А я дура – двадцать лет мне было – послушалась. А после - беременности не было – ни разу. Врачи сказали – детей у меня не будет. Она стала нашептывать сыну, что, дескать, нужно со мной рвать. Изводила его, на жалость била, как всегда. «Пожалей ты меня – мне же внуков хочется понянчить». Однажды мне напрямик сказала: «Пожалей моего сына и меня. Не порть нам жизнь». И я ушла. Знала, что он женился на другой. Что детей не было. Что взяли ребенка из детского дома.                                                                                                    ПЕТЯ. Меня.                                                                                      НАТАЛЬЯ. Что попали в ДТП. Скажи ты мне по телефону свой адрес, я бы сразу поняла.                                                                                                                                                            ПЕТЯ. И не пошла бы?                                                                              НАТАЛЬЯ. Не знаю. Наверно, нет.                                                                                             ПЕТЯ. Замужем-то еще была?                                                                                     НАТАЛЬЯ. Моя семья, Петюша – работа, пиво, да сигареты. (Выпускает дым в лицо Пете).                                                        ПЕТЯ. Молодец, здорово придумала. А я дурак – утюгом хотел…Пойду, гляну – как там она. (Уходит в другую комнату).                     Наталья курит, смотрит в окно. Петя возвращается.                ПЕТЯ (растерянно). Она того…Не дышит…                                        Пауза.                                                                                                Хорошо, что ты с телевидения. А то я бы вдряпался, идиот.

 

                        ДЕЙСТВИЕ  ВТОРОЕ

                            

 

                       С Ы Н    П Р И Е Х А Л

 

                                        

Действующие лица:

 

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ – 70 лет

ПАВЕЛ – 31 лет

ИРИНА – 29 лет

 

СЦЕНА 1.

 

Деревенская улица в мае. В палисадниках цветут черемуха, яблоня и сирень. Подходы к домам застланы коврами ярко-желтых одуванчиков. Тихо, безлюдно. Изредка пропылит мотоцикл, разгоняя кур – и вновь тишина.

         Дом Александра Ивановича. Уже видавший виды – много лет принимавший на себя удары снежных бурь и грозовых ливней.

         На кухне Александр Иванович, стоя на табурете, вбивает  молотком металлический крюк в потолок. Привязывает к нему веревку, делает петлю, надевает петлю на шею. Пауза.

           Дверь открывается и входит Ирина.

ИРИНА. Здравствуйте, дядь Саш. Дай, думаю, зайду, проведаю…

                                 Пауза.

Стойте! Замрите! (Подбегает, хочет схватить Александра Ивановича за руки – да высоко. Начинает метаться по дому в поисках стула или табурета для себя). Снимите веревку! Стойте спокойно!

 АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (снимает петлю с шеи). При тебе не буду.

        Ирина подбегает к Александру Ивановичу.

ИРИНА (подает ему руку). Слезайте.

        Александр Иванович слезает с табурета.

У-у-х! Ну, вы даете, дядь Саш! Аж, вся похолодела я!

   Александр Иванович стоит, не двигается.   

И в жар бросило.

Александр Иванович молчит.

Ну, придумали, так придумали. Давайте-ка садитесь. (Усаживает Александра Ивановича на табурет к столу).

Все нормально?

Александр Иванович не отвечает.

Чего я несу?! Раз такое – значит – ненормально! (Садится к столу и тут же встает). Хорошо, что вовремя я. Как сердце чуяло.

        Нервно ходит туда-сюда.

Чтой-то вас вчера вообще не видала на дворе. Не выходили что ль?

      Зарыдал Александр Иванович. Все, что копилось – прорвалось.

Поплачьте, поплачьте – лучше станет. По себе знаю. (Положила руку на плечо Александра Ивановича).

              Зарыдал Александр Иванович еще сильнее.

Милый, дорогой Александр Иванович - вы же и сосед нашей семьи всю жизнь, и мой школьный учитель – вы же мне не чужой - да что случилось-то, скажите?

       Не отвечает Александр Иванович. Не хочет в слезах отвечать.

По покойной жене все тоскуете? Но пять лет уже прошло. Должно утихнуть горе. У вас пятеро детей. И внуков, по моим подсчетам - трое. Так?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Двое.

ИРИНА. Ошиблась немножко. …Дети редко звонят?

      Начал затихать Александр Иванович и вновь заплакал.

В точку... И в гости – ни к себе не зовут, ни к вам не едут?…Ясно… Не жалею, не зову, не плачу - называется… Постойте. Вы же говорили - Павел обещал этим летом приехать порыбачить. Я проверяла на озере – лодка его цела, стоит на том же месте в камышах.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Он с женой разводится. Да и наука – в лаборатории пропадает. Над диссертацией работает. Некогда ему.

                                             Пауза.

ИРИНА. Повторите, пожалуйста

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Для диссертации в лаборатории опыты ставит.

ИРИНА. Нет, про жену.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Разводится он с женой. Наперекосяк у них пошло.

            Ирина садится и тут же встает. Начинает ходить еще более нервно. Но на лице появляется улыбка.

ИРИНА. Повторите еще раз…пожалуйста... про жену…

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. У Павла с женой полный швах. Я думаю -  из-за его лаборатории, будь она неладна. Решил разводиться. Уже подал в суд. И работы уйма. Так что лодку он нынче вряд ли увидит.

ИРИНА (не в силах скрыть радости, огромной радости). Ну, как же это?...У них с женой все было хорошо…

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Подробностей не знаю.

ИРИНА. Как сердце чуяло. Вовремя я сегодня к вам зашла.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Лучше бы не заходила.

ИРИНА. Я всегда знала. Жена у Павла должна быть другой.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Сейчас бы мне уже хорошо было.

ИРИНА. Они приезжали лет пять назад. Она мне – фу-у-у.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Летел бы в облаках.

ИРИНА. Кривляка.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Навстречу жене.

ИРИНА. И мужикам глазки строила.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. А может, уже бы и встретились.

ИРИНА. Не будь Павла рядом – она мне кажется – того…

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Там же все встречаются. Обязаны встречаться. Иначе и быть не должно. Согласна?

ИРИНА. Точно, точно – здесь сермяга зарыта.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Обнял бы ее, прижал.

ИРИНА. Он в лабораторию. Она из дома – шмыг.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Расцеловал.

ИРИНА. К какому-нибудь толстячку – с деньжатами.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Интересно – как она выглядит? Как думаешь?

ИРИНА. С пузом. Щеки лоснятся. Губы толстые. Ладони потные. Глаза – как у носорога.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Конечно – что-то особенное. Я так думаю. Не может же человек быть там таким же, как здесь. А вдруг я ее не узнаю?

ИРИНА. По машине можно заприметить – еще издалека. Так и вижу. Красная такая, спортивная, вся блестит. Подъезжает с разворотом. Эта дрянь садится к нему, прижимается – тот по газам – в загородный коттедж или в гостиницу. Знаем – по телеку видели. Да вчера такую гнусь показывали, и позавчера. Помните?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Помню каждую ее черточку, каждую морщинку. Глаза. Улыбку. Должен узнать. А она меня узнает?

ИРИНА. Даже не сомневаюсь. Наверняка она это вытворяла – точно, точно. А вы как думаете?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Я думаю – да. За пять лет я же не сильно изменился. А сможем ли мы с ней там поговорить? Голоса-то у нас будут?

ИРИНА. Будут, будут - в гостинице предаваться разврату. Представьте. Он в лаборатории. Для всего мира старается. А эта дрянь губки накрасила, глазки бесстыжие подвела, трусики фик-бок тра-ля-ля – знаем мы эти шашни. Нас деревенских не проведешь. Это в городе не знают, как соседей в подъезде зовут, где они работают, на кого злятся, кому завидуют, кому кости перемывают. А мы в деревне - на каждого, можно сказать, досье имеем. От рождения до смерти про всех всё знаем. Любой на виду – как на ладони! От того мы даже незнакомца вмиг раскусываем. Мы - деревенские – человековеды! Нас на психолога учить не нужно. Я, например, как увидела ее в первый раз – жену вашего Павла – сразу все поняла. (Берет табурет, встает на него, очень громко). Я бы могла крикнуть ему отсюда в город. «Па-а-авел, тебе изменяю-ю-ют! Тебе нужна другая жена-а-а!»

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (берет табурет, встает на него рядом с Ириной, очень громко). Я бы крикнул ей во весь голос – туда в облака, и дальше в синеву: «Родная, я иду к тебе! Теперь нас ничто не разлучит!»

ИРИНА. И еще бы добавила: « Городские все вертихвостки-и-и! Поищи жену в родной сторонке-е! Там можешь найти свое счастье-е-е!»

                              Долго молчат. Замечают, что оба стоят на табурете.

ИРИНА. Александр Иванович, вы чего?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Сам не знаю. Ты меня о чем-то спросила?

ИРИНА. Да. У вас есть телефон Павла?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Есть. В записной книжке.

 ИРИНА. Я сегодня позвоню ему. Пусть срочно приедет. Срочно. Скажу – вы сильно заболели. И хотите видеть именно его, а не других детей. Я его уговорю, не сомневайтесь! Вы же знаете – я любого могу уговорить!

 

 

 СЦЕНА 2.

 

Прошло дня три. Вечер. В доме у Александра Ивановича стоят, обнявшись, он и Павел.

ПАВЕЛ. Батянечка, родной.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Павлуша, сынок.

ПАВЕЛ. Я, я.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Удалось вырваться. Да как же ты это?

ПАВЕЛ. Удалось, удалось. На один день, правда. Но удалось. (Рассматривает отца). Ирина сказала – заболел, слег. А ты на ногах, я рад, рад. Тебе лучше?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Узнал, что ты приедешь – вмиг, как рукой.

ПАВЕЛ. Очень хорошо. Замечательно.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Радость-то какая!

           Павел снимает куртку, вешает ее в прихожей.

Проходи, родной, проходи. Как же ты меня обрадовал. Даже слов таких нет, не отыщешь – как я рад. (Вытирает глаза). Я уж и не надеялся. Это Ирише спасибо, она все…

                       Садятся на диван.

ПАВЕЛ. Что за болезнь? Рассказывай. Я на лекарства денег привез.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. А-а… Со стариком про болезни, что с молодым про здоровье. В мои годы – каждый день новая болячка. …Проголодался, поди. Я тебя сейчас накормлю. Вишь – стол накрыли. Ждем тебя, все глаза проглядели. Я так целый день от окна не отхожу. Все на дорогу до трассы смотрю. То ли ты, то ли не ты…Иринка помогла со столом-то. Она прям, как ракета. Туда-сюда. …От, забыл! Она же просила куклу эту на окно поставить -  как ты приедешь. (Ставит куклу на подоконник). Сейчас прибежит… Давай за стол. Покушай.

ПАВЕЛ. Руки только, батянечка, помою.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Да, да. Я тебе полью. (Проходят на кухню к умывальнику). Умывальник – не для почетных гостей. Почетным – из золотого ковшика серебряной водичкой да с васильковым рушничком. (Поливает на руки Павла из расписного ковшика, тот умывается). Вот радость-то какая! Жаль матушка твоя этого не видит. А может, и видит. И слышит. Сейчас бы крикнуть ей, поздороваться – да куда? На могилку-то к ней сходим?

ПАВЕЛ (вытирает лицо, руки рушником с вышитыми цветами, который подал отец). Конечно, родной. Сходим. Успеем. Я же только завтра вечером уеду. Извини – на короток прибыл. Просился на неделю. Только день дали. Работы по горло.

Возвращаются в большую комнату, усаживаются за стол.

ПАВЕЛ (о водке). Как тебе – можно?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Нельзя, конечно. Но сегодня можно. Сегодня все на пользу. Потому как – радости больше и не бывает. (Вытирает глаза).

                  Павел наливает водку в стопки.

ПАВЕЛ. Ну, родной - за встречу!

                              Выпивают.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Закусывай. Соленые помидорчики, огурчики. Они тоже родные для тебя. Семена-то все одного и того же сорта. Такие помидоры ты и в детстве ел.

ПАВЕЛ (берет соленый помидор). Это точно. Узнаю. (Ест).

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Значит, денек только побудешь?

ПАВЕЛ. Не переживай, отец. И наговоримся всласть. И сарай починю. Сарай-то, гляжу, у тебя покосился.

               Открывается дверь и входит Ирина. Она выглядит сногсшибательно. В мини, с декольте и т.д. Павел застывает с открытым ртом. Даже Александр Иванович замер от удивления – откуда такая красавица?!

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. А-а-а…

ПАВЕЛ (с соленым помидором во рту). О-о-о…

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Она вот она…Иринушка, ты что ль?

ИРИНА. Кто ж еще, Александр Иванович? Я, конечно. Добрый вечер.

ПАВЕЛ. О-о-о…Очень приятно…

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Какая ты красавица-то, Ириша. Аж старика в изумление вводишь.

ИРИНА. Иль забыли, Александр Иванович – я с молоду такая. Другое дело, что не всегда. То да сё. Да в телогрейке.

ПАВЕЛ (вскакивает). Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

ИРИНА. Это я вам звонила, Павел Александрович. Поди, не узнаете меня? Столько лет прошло.

ПАВЕЛ (не понимая от волнения, что говорит). Да, да, да…

             Ирина подает руку Павлу, тот ее целует.

Ирина идет на центр комнаты, чтобы Павел, как можно лучше ее рассмотрел – и идет, почти как топ-модель по подиуму.

ИРИНА. Закончила пед. Вернулась. Преподаю в школе – русский и литературу, как когда-то батянечка твой. Еще руковожу танцевальным коллективом. В нашем клубе. А также народным театром. Звали в город. Один тип - с пузом. Щеки лоснятся. Губы толстые. Ладони потные. Глаза –   носорог и носорог. Грешить предлагал.

ПАВЕЛ.  Да, да, да…

ИРИНА. Другие бы на моем месте - конечно. Тачка у него шикарная. Красная, спортивная, вся блестит. Подъезжает с разворотом. Послала я его.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Павлуша, чего ж ты гостью на ногах держишь? Проси за стол.

ПАВЕЛ. Да, да, да… (Ирине). Прошу вас. Составьте нам э-э, пожалуйста. (Усаживает ее за стол).

ИРИНА. И присяду. Даже с удовольствием. И даже выпью с вами за встречу. Дома одиноко. Словом не с кем перемолвиться. Вы слышали – я замужем так и не была?

ПАВЕЛ (наливает водку). Доносились слухи.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Павлуша, а ты завтра во сколько уезжаешь?

ПАВЕЛ. Часов в шесть вечера.

ИРИНА. Ой, извините. Вам же поговорить хочется, а я все про себя, да про себя. Александр Иванович, у меня лампочка перегорела. У вас не найдется? Я завтра куплю, отдам.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Надо посмотреть. Кажется, были лампочки. (Уходит за лампочкой).

ИРИНА. Как там ваша лаборатория? Вы, говорят, и  по ночам в ней частенько пропадаете?

ПАВЕЛ. Бывает.

ИРИНА. И с женой разводитесь?

ПАВЕЛ. Так и есть.

ИРИНА. А про любовь нашу прошлую, Павел Александрович, вы хоть вспоминали, там - в городе?

ПАВЕЛ. Вспоминал.

ИРИНА. Ой, ли?

ПАВЕЛ. Не часто, но вспоминал.

ИРИНА. Сегодня проверим. А пока давайте выпьем, Павел Александрович. За былые солнечные денечки! (Пьет первая).        

                 Павел  пьет. Затем встает, быстро подходит к Ирине и страстно целует ее. Она не отстраняется. Входит Александр Иванович.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (сухо). В запасе лампочки нет, но я сейчас выкручу в сенках.

          Павел отходит от Ирины.

ИРИНА. О, не беспокойтесь. У меня в сенках тоже лампочка имеется. Правда, тусклая. (Встает. Павлу, томно). Пойду в темноте одна куковать.

ПАВЕЛ. Я провожу. (Отцу). Я скоро. (Надевает куртку).

ИРИНА. До-свидания, Александр Иванович.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. До-свидания, Ира. Ты Павлушку-то не держи там долго-то.

ИРИНА. Он быстро обернется. В дом-то я его не пущу.

                     Павел и Ирина выходят.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (берет с комода фотографию покойной жены, обращается к ней). Вот моя милая женушка - приехал Павлуша. Только видел-то я его всего с гулькин нос. И поговорить-то не успели. Ирина пришла. Я думал она по-доброму, а она с амурами. Буду передавать тебе все подробности. Ее дом напротив, нам многое видно – сама знаешь. (Смотрит в окно)…Заходят к ней во двор… Так и льнет, так и льнет Павел к ней. …Обнимает…И она-то ластится, ластится…Обещала к себе не пускать… Да куда там…

 

СЦЕНА 3.

         В окна забрезжил рассвет. Александр Иванович еще не ложился, ждет сына.

 Открывается дверь и входит Павел.

ПАВЕЛ. Ты что еще не ложился?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Нет.

ПАВЕЛ. Извини, родной. Так получилось.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Я постелил тебе в той комнате.

ПАВЕЛ. Ага, хорошо. (Идет в другую комнату, ложится, не раздеваясь, и сразу засыпает).

                Александр Иванович входит к сыну в комнату. Садится рядом с кроватью на табурет.

 

СЦЕНА 4.

 

Во дворе дома. Утро. Павел умывается. Александр Иванович стоит рядом с рушником на плече, поливает из ковша сыну на руки.

ПАВЕЛ. Ух, хорошо!…

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Наша – колодезная.

ПАВЕЛ. Освежает. (Берет у отца рушник, вытирается). Ну, вот. Сейчас часа полтора-два поработаем на сарае, потом завтракаем и разговариваем, разговариваем. Потом продолжим чинить сараюшку, сходим на могилки, успеем еще раз чайку попить, и только к вечеру я уеду. (Отдает полотенце отцу, берет топор). Сейчас вроем новый столб, и все будет в порядке.

                            - Павел Александрович!..

                            Павел оборачивается.

                            С улицы во двор входит Ирина.

ИРИНА. Павел Александрович, пока вы не уехали… У меня одна плашка на крыльце расшаталась. Не прибьете? Это всего одна минутка. Можно, Александр Иванович?

                Александр Иванович не отвечает.

ПАВЕЛ (отцу). Я мигом. Ладно? (Кладет топор).

                              Вместе с Ириной уходят.

 

Александр Иванович остается ждать сына во дворе. Рядом валяется топор.

 

СЦЕНА 5.

Дома у Ирины. Павел целует, раздевает Ирину.

 

СЦЕНА 6.

Александр Иванович ждет сына во дворе. День стал клониться к вечеру. Появляется Павел.

ПАВЕЛ. Батянь, ты извини, но мне уже надо уезжать. Через три часа поезд. Пока доберусь до станции.

                       Александр Иванович молчит, чуть не плачет. Не успел он наглядеться на сына, поговорить с ним. Почти и не видел. Амуры с Иринкой украли встречу с Павлушей.

 В следующий раз починю сараюшку.

                    Будет ли она – другая встреча?

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. И к матери на могилку не успеешь?

ПАВЕЛ. Извини, родной - так получилось. А сейчас - время, время.                Заходит в дом за дорожной сумкой и тут же возвращается. Обнимаются на прощание.

Батяня, дорогой – дела, надо спешить… Да, вот тебе деньги на лекарство. (Дает деньги). Будь здоров, родной! Звони!

  И Павел уходит по дороге до трассы. Оборачивается, машет отцу рукой – на фоне цветущих черемухи и яблони, а кое-где и сирени, и ковров из ярко-желтых одуванчиков.

 

 

СЦЕНА 7.

            Сельское кладбище. Александр Иванович у могилы жены. Кладбище находится на взгорье. С него открывается широкий, привольный вид на реку и луга, на пасущихся коров, на дальнюю дорогу.

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. …Вот, моя женушка - про болячки свои я тебе рассказал. Продолжаю отчет. Новых открыток, писем нет. На день рожденья-то, на Новый год обязательно вспомнят, напишут, позвонят – сама знаешь. А так-то, когда им писать? Николай большой начальник, работа нервная, ответственная. Все по банкам, да министерствам мечется. Вроде, намечается у него повышение. Так что не до меня ему сейчас… Сергей, все в море да в море. Рыбу ловит. Где-то рядом с японцами. На берегу то ли бывает, то ли нет… Как ты уже знаешь, приезжал Павлуша. И наговорились всласть – до утра сидели. И сараюшку мне починил – новый столб затесал, врыл. Досками всю северную сторону закрыл. Потом чаевничали и говорили, говорили. Денег мне на лекарства оставил. А вечером он уехал – дела, наука - штука серьезная. …Наташа все так же торгует в городе овощами и фруктами на микрорынке. По ее словам, отпуска у ней не бывает, выходные – и те редко – да про это я тебе уже тоже говорил. … Светлана не приедет и нынче, у них в фирме какой-то непорядок, сокращение. Искать новую работу будет. Так что такие виды на лето. Это уже пятое лето, как ты… как мы расстались…И жизнь мне стала не жизнь. Одна маята... Ты там, приготовься к встрече-то…Через месяц день рождения у тебя. Месяц-то я еще потерплю. А затем в аккурат и свидимся – может быть…  

 

СЦЕНА 8.

Прошел месяц. Отцвели черемуха, яблоня и сирень. Исчезли ковры из одуванчиков. Александр Иванович заходит в дом с мотком веревки в руке. Разматывает веревку, смотрит на крюк в потолке, садится на табурет, молчит.

Входит Ирина.

ИРИНА. Дядь Саш, что еще такое?! Опять?!

        Молчит Александр Иванович. Молчит еще и потому, что обижен он на Ирину.

Месяц прошел – и вы вновь за свое. Хоть живи у вас…Мне что - поселиться с вами?

    Не отвечает Александр Иванович.          

Все обижаетесь на меня за Павлушу…Не надо…У меня для вас радостная новость…

        Молчит Александр Иванович. Что она может сказать ему радостного?

Вот вы опять за старое, а про внуков подумали? Кто с ними будет нянчиться?

              Чушь несет Ирина. Двое внуков в городе. За ними есть, кому присматривать.

(Словно читает мысли Александра Ивановича). И не чушь я несу, Александр Иванович. …Внук у вас скоро будет или внучка – прибавление…Беременная я… от Павлуши…Что скажете?

                                   Пауза.

         И словно стало отпускать в груди у Александра Ивановича, то сжимало стальной хваткой – и вдруг стало отпускать. И улыбка засветилась на его лице. Новость так новость. Будет что рассказать на могилке покойнице-жене.

Я Павлу уже позвонила. Он ждет меня к себе через два месяца. Постарается к этому времени квартиру разменять. Просил вам передать – собирайте вещички. Будете жить с нами. А вы что думали – мы вас здесь одного оставим? (Замечает куклу, которая уже месяц стоит на подоконнике, берет ее на руки, словно младенца).

             И зацвели черемуха, яблоня и сирень – на этот раз в сердце Александра Ивановича. То, чего он желал больше всего – жить рядом с детьми и  внуками - сбудется. И встал Александр Иванович, и с силой и с огромной радостью швырнул от себя веревку. И полетела она за реку и луга, за пасущихся коров, за дальнюю дорогу, и исчезла из виду навсегда.

 

 

                                                                       

                      

                                   КОРОЛЕВА ЛИР    

 

                   

 Действующие лица:

 

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА – 81 лет

НИКОЛАЙ, ее сын – 63 лет                                                                          ИГОРЬ, слесарь-сантехник – года 52

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА в молодости – 23 лет

ПЕТР – лет 40

НИКОЛАЙ в детстве – 5 лет

 

                      

СЦЕНА 1

           2000-й год. Декабрь. Однокомнатная квартира. На кухне Николай и Игорь сидят за столом, выпивают. Перед ними  тарелки  с нарезанной колбасой и хлебом. Две бутылки водки – одна почти пустая, другая  полная.

НИКОЛАЙ (уже под хмельком, наливает водку в стопки). Представляешь – он мне говорит – «хам».  Это он мне. Ты понял?

ИГОРЬ (заплетающимся языком). Понял. Ты, хам.

НИКОЛАЙ. Я не хам. Это он мне сказал: «Ты, хам».

ИГОРЬ. Я хам? Почему? Я не всегда слесарил, командовал кранами да унитазами, ты не думай. Когда-то, давно - я числился инженером. И вообще – я человека ищу. Настоящего. Такого…честно чтоб и прямиком. Вот с тобой захотел познакомиться. Вдруг ты такой. Без этих самых…за пазухой…Ты понял?

НИКОЛАЙ. Понял. Ты не промахнулся. Попал прямо в точку. Я все честно. И прямиком.

ИГОРЬ. Да?

НИКОЛАЙ. Да.

                     Жмут друг другу руки.

… Давай еще выпьем.  Я на пенсии, имею право – когда захочу, с кем захочу и сколько захочу. Дома я и президент, и премьер-министр, и даже …начальник исправительно-трудового учреждения.

ИГОРЬ. Какого учре?..

НИКОЛАЙ. Исправительно-трудового.

ИГОРЬ. Не понял. У тебя здесь что – тюрьма, зона?!

НИКОЛАЙ. Вроде этого.

ИГОРЬ. Здесь – в однокомнатной квартире?!

НИКОЛАЙ. Да. И очень удобно.

ИГОРЬ. И зэки есть?

НИКОЛАЙ. Есть.

ИГОРЬ. А где они? Что-то я их не вижу. (Смеется). В шкафах что ли?

НИКОЛАЙ. Увидишь.

ИГОРЬ. Скоро?

НИКОЛАЙ. Скоро.

ИГОРЬ (насторожившись, встает). Я, пожалуй, пойду.

НИКОЛАЙ. Да успокойся, никто тебя не тронет.

ИГОРЬ. Ну, знаешь – тюрьма это... рассказывали. И психушка... тоже…

НИКОЛАЙ. Чего перепугался-то? Садись. Не псих я. Садись, садись. (Усаживает Игоря). Даю тебе честное слово – ты выйдешь отсюда целым и невредимым. Никто тебя не тронет.

ИГОРЬ. Выйду сегодня? Не через пять-десять лет?

НИКОЛАЙ. Да не псих я, садись.

ИГОРЬ (садится). Кто тебя знает. Подпоишь, шарахнешь чем-нибудь по башке, утащишь в чулан, закуешь в кандалы, и будешь издеваться. Мало таких придурков? По телевизору только про таких и говорят.

НИКОЛАЙ. Не придурок я, успокойся. Ты же слесарь. Ходишь по всему дому. Наши бабки мигом бы про меня рассказали – будь я маньяк-убийца, или что-то в этом роде.

ИГОРЬ. Я в вашем доме только первый месяц. Я еще новичок. Я и с тобой сегодня только познакомился.

НИКОЛАЙ (наливает водку). Давай продолжим. Так мы с тобой хорошо, душевно сидели. (Поднимает стопку). За нас мужиков. За нормальных мужиков.

ИГОРЬ (не берет стопку). А много их?

НИКОЛАЙ. Двоих уже видишь. Это ты да я.

ИГОРЬ. Зэков много?

НИКОЛАЙ. Не имеет значения. Давай лучше выпьем.

ИГОРЬ. Уже десять часов. Поздно. Я пойду.

                                  Звонок в дверь.

НИКОЛАЙ. Вот и зэк мой пришел.  Его время. ( Идет открывать дверь, Игорь идет за ним следом).

                              В дверях Зинаида Егоровна. Заходит, закрывает за собой дверь.

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА. Можно снять пальто?

НИКОЛАЙ. Вы же знаете – нужно доложить по всей форме.

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА (стыдясь постороннего человека, тихо). Товарищ начальник исправительно-трудовой колонии, заключенный номер один на вечернюю поверку прибыл.

НИКОЛАЙ. Я ничего не расслышал.  Доложите, как следует.

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА (громче). Товарищ начальник исправительно-трудовой колонии, на вечернюю поверку заключенный номер один прибыл.

НИКОЛАЙ. Входной билет.

                                     Зинаида Егоровна достает из кармана пальто горсть монет, сыплет в руки сына, затем еще одну горсть, еще одну. Сын считает деньги.

НИКОЛАЙ. Здесь только девяносто пять рублей. Вы же знаете – за день вы должны собрать сто. Идите, собирайте.

ИГОРЬ. Уже поздно. Одиннадцатый час.

НИКОЛАЙ. Успеет. До двенадцати, до часу ночи доберет нужную сумму. А нет – заночует в подъезде.

                      Зинаида Егоровна роется в кармане и достает пятирублевую монетку и дает сыну.

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА. Вот пять рублей. Завалились за подкладку.

НИКОЛАЙ. Ладно. Можете переночевать.

                    Зинаида Егоровна устало раздевается. Вешает шапку и пальто на вешалку, снимает валенки.

НИКОЛАЙ. В честь гостя я разрешаю вам – вне графика - принять ванну или душ, как хотите. ( Игорю). Ну, пошли, продолжим.                          

                      (Возвращаются на кухню, садятся за стол).

ИГОРЬ. Это мать?!

НИКОЛАЙ. Мать. Мать ее.

ИГОРЬ. Она будет ужинать?

НИКОЛАЙ. Она должна поужинать на улице.

ИГОРЬ. Сурово.

НИКОЛАЙ. Я строгий, но справедливый. Все честно. И прямиком. Деньги, что она собирает, себе не беру – посылаю детям на операции, на лечение. Сейчас много таких просьб – в газетах. (Поднимает стопку).

ИГОРЬ. А за что ты так на нее?

НИКОЛАЙ. За то.

ИГОРЬ. Ну, не знаю, что надо сделать, чтоб вот так вот…

НИКОЛАЙ. Поехали. ( Пьет).

                        Игорь не пьет.

ИГОРЬ. Я бы так не смог над матерью…

НИКОЛАЙ. Смог бы.

ИГОРЬ. И она – терпит, не уходит.

НИКОЛАЙ. Пусть проваливает. Я не держу ее. У меня строгий, но свободный режим.

ИГОРЬ (встает). Я пошел. Ты и, правда – хам.

НИКОЛАЙ (хватает его, усаживает). Нет, уж послушай, раз краник открутил! Водичка уже побежала!…Хлынула!…Послушай, дружок мою сказочку…Видите ли он не смог бы! Смог, и не чихнул бы!...Не бойся – я спокоен. Буянить не стану… Так вот… В войну мы жили здесь же, на Красном проспекте, в этой же квартире. Отец ушел на фронт, но еще до фронта мать с отцом развелись. Я был мальцом пяти лет и не понимал – как это можно развестись. Считал – папка ушел на войну. Поэтому мне было обидно, непонятно и страшно, когда однажды мать привела чужого дядю.

 

СЦЕНА 2 

              Декабрь 1942 года. Та же самая квартира. Коля - мальчик пяти лет - сидит в комнате за столом, рисует карандашами на листочке войну. Изображает голосом гул самолетов, автоматную стрельбу, взрывы снарядов. Кричит: «Ура-а!» - и не слышит, как открывается входная дверь и в коридор входят молодая Зинаида Егоровна и Петр с чемоданом. Снимают шапки и пальто, открывают дверь комнаты.

Коля бросается к матери с радостным криком: « Мама, мама!» Но останавливается, увидев чужого.

ЗИНАИДА. Сынок, этот дядя будет у нас жить. Зови его – дядя Петя. Поздоровайся.

ПЕТР (протягивает руку мальчику). Ну, здравствуй.

КОЛЯ (не дает руки, чуть не плачет). А где папа?

ЗИНАИДА. Ты же знаешь – папа ушел на войну.

КОЛЯ. А почему дядя не ушел на войну?

ПЕТР. Много будешь знать, будешь умный, как я. На-ка лучше морковку. (Подает небольшую морковку, но мальчик ее не берет). Не хочешь, как хочешь. (Откусывает половину морковки, жует). В следующий раз поторопись.

ЗИНАИДА. Дядя Петя артист. Он из самой Москвы. А теперь будет жить в нашем городе. Он выступает на концертах – в школах, на заводах. Поет песни, читает стихи. Понимаешь?

ПЕТР. Я выступаю и в филармонии. Я очень известный артист.

КОЛЯ. Я пойду на войну, как папа.

ПЕТР. Объясни ему – у меня бронь. Хотя, чего там – малец еще.

ЗИНАИДА. Дядя Петя поет песни про войну. Он помогает нашим людям жить. И даже смешит их.

ПЕТР. Я умею смешить. Не веришь?...Подержи-ка. (Протягивает Зинаиде половину морковки). Знаешь, как пляшет пленный фашист, раненный в ногу? (Изображает). Гитлер капут! Я любить русский люди! Русский пляска! (Пляшет – точнее скачет на одной ноге, злобно морщится, ойкает от боли, когда наступает на раненную ногу, и в это же время пытается заискивающе улыбаться: «Все карашо, карашо» - и старается не упасть). …А вот какие немцы герои. (Изображает голосом взрыв, садится на корточки, закрывает голову руками, хрюкает от страха).

                          Коля не смеется.

ПЕТР. Не смешно? А на концертах смеются. Хотя, чего там – малец еще.

КОЛЯ. Я люблю папу.

 

СЦЕНА 3

   Зима. Красный проспект ночью. Четырехэтажный дом, построенный в 30-е годы. На первом этаже гастроном, на остальных трех этажах квартиры. На самом верху на небольшой башенке – часы. Равнодушно мерцает циферблат.                      

СЦЕНА 4

Ночь. На кровати Зинаида спит с Петром. Неподалеку кровать Коли. Петр внезапно просыпается, садится, испуганно смотрит в темное окно.

ПЕТР. Который час, черт подери?! ( Толкает Зинаиду). Зина, слышь. Пошли мальца, пусть узнает.

ЗИНАИДА. Сама схожу.

ПЕТР. Еще чего. Тебе с утра к станку. А ему – нет. С него не убудет. Пусть закаляется – как сталь.  

                          Зинаида встает, идет к кровати Коли, будит его.

ЗИНАИДА. Сына, сына, вставай.

КОЛЯ (просыпаясь). Нет.

ЗИНАИДА. Сходи, милый, на улицу к часам. Дядя Петя просит.

КОЛЯ. Не хочу.

ЗИНАИДА (Петру). Я все-таки схожу.

ПЕТР. Останься, я сказал! Нам спать надо. Малой, давай – быстро!

КОЛЯ. Я боюсь.

ПЕТР (Зинаиде). Я тоже боюсь, черт подери! У нас сегодня сранья выезд в колхоз! За пятьдесят кэмэ. Я не могу опоздать! И ты!

ЗИНАИДА (сыну). Не бойся. На улице никого нет. Все спят.

КОЛЯ. Там темно.

ПЕТР. Пулей – я сказал! Я жду!

         Коля встает, одевается. Зинаида ему помогает.

(Зинаиде). Что теперь – врагами народа подохнуть?! В лагеря загреметь?!

 

СЦЕНА 5

И вот Коля оделся – в пальтишко, на голове шапка-ушанка, на ногах валенки - и выходит в длинный коридор. По одну его сторону двери квартир, по другую окна во двор. В коридоре темно, рваный свет идет лишь со двора. Мальчику страшно. Он медленно идет, пугаясь молчащих дверей, черных провалов под окнами, резкого дребезжания стекол от ветра. Выходит на лестницу, ведущую к выходу. И бежит, кричит от страха – а-а-а-а-а! И выскакивает на улицу. Его встречает пустынный двор. Коля идет в темную арку и выходит на ночной Красный проспект. Дорога безлюдна. Проходят машины – Эмка, ГАЗ-67. Уличный фонарь выхватывает в легковушке форму сотрудника НКВД. Мальчик смотрит на часы над гастрономом, шевелит губами, запоминает расположение стрелок.

КОЛЯ. Маленькая стрелка возле четыре, большая на девять.

 

Равнодушно мерцает циферблат

часов над гастрономом.

 

СЦЕНА 6

 Коля вернулся с улицы и стоит перед Петром.

ПЕТР. Ну, говори.

КОЛЯ. Маленькая стрелка возле четыре, большая стрелка на девять.

ПЕТР. Без пятнадцати четыре. (Ложится, зевает).

ЗИНАИДА. Иди, сынок, ложись.

ПЕТР. Слушай, ты бы спал, не раздеваясь. А то долго тебя ждать приходится.

                     Коля раздевается назло дяде Пете.

 

СЦЕНА 7

День. Зинаида сидит у стола. Она чем-то огорчена. С улицы в комнату вбегает Коля. На нем пальто, шапка, валенки. В руках у него яблоко.

КОЛЯ. Мама, мама – я сейчас пел на улице песню - про танкистов. И один дядя дал мне яблоко. Он добрый. (Снимает верхнюю одежду).

ЗИНАИДА. Хорошо, сынок. Ты не ешь его пока. Я помою – тогда.

КОЛЯ. Дядя очень добрый.

ЗИНАИДА. Хорошо, сынок.

КОЛЯ. Он очень, очень добрый. Погладил меня по голове.

ЗИНАИДА. Хорошо, родной.

КОЛЯ. Когда папа придет с войны?

           Зинаида вытирает глаза.

Скажи – когда?

ЗИНАИДА. Не знаю, сынок.

КОЛЯ. Я покажу папе мои рисунки. Ему они понравятся.

           Зинаида закрывает лицо рукой.

Ты заболела?

ЗИНАИДА. Нет, нет, сынок. Это от лука. Сейчас чистила лук, и вот…

КОЛЯ. А когда уйдет дядя Петя? Совсем. Пусть уйдет. Нам с тобой будет хорошо.

ЗИНАИДА. Сына, дядя Петя тоже хороший. У него очень тяжелая работа. Он много ездит с концертами. Иногда едет ночью, на лошадях, по плохой дороге, мерзнет.

КОЛЯ. Папа придет и выгонит его. И Гришка с улицы то же самое говорит. А Гришка уже большой.

ЗИНАИДА (вытирает глаза, встает). Сейчас, сына, я тебе яблоко помою.

 

СЦЕНА 8

     Красный проспект морозной ночью. Равнодушно мерцает циферблат часов над гастрономом.                      

СЦЕНА 9

Ночь. Зинаида и Коля спят. Петр сидит на кровати – шепчет, бормочет – повторяет текст.

ПЕТР (смотрит в темное окно). Который час, черт подери?! (Будит Зинаиду). Зина, слышь. Пошли мальца, пусть узнает.

ЗИНАИДА. Сама схожу. Сегодня сильный мороз. Градусов сорок.

ПЕТР. Ничего ему не будет. Пусть закаляется – как сталь. 

                          Зинаида встает, идет к кровати Коли, будит его.

ЗИНАИДА. Сына, сына, вставай.

КОЛЯ (просыпаясь). Нет.

ЗИНАИДА. Сходи, милый, на улицу к часам. Дядя Петя просит.

КОЛЯ. Не хочу.

ПЕТР. Опять не хочу! Надоел! Давай – быстро!

КОЛЯ. Я спать буду.

ПЕТР. Пулей – я сказал!

КОЛЯ. Не пойду.

ПЕТР. А ремень?

КОЛЯ. Не пойду.

ПЕТР. Я предупреждал. Я капризных мальчиков не люблю. (Встает). Где мои брюки?

ЗИНАИДА. Не надо, я сама схожу.

ПЕТР. Цыц мне! Нечего баловать!

            И вот Коля в трусиках, в маечке стоит перед дядей Петей. Тот грозно смотрит, берет со стула брюки, вынимает из них ремень и начинает бить мальчика.

            Зинаида закрывает лицо руками.

            Коля кричит: « Я папу люблю!»

           

 

СЦЕНА 10

 

        3 февраля 1943 года. Коля стоит в углу – он наказан. Петр ходит по комнате – разминает речевой аппарат.

ПЕТР. Мой милый мак, моя Мария, мечтам мерцающий маяк, мне метит мели мировые мой милый мак, моя Мария. (Мычит). У-у-у-у-у, му-у-у-у-у…Аки-аки-аки, оки-оки-оки… Карл у Клары украл кораллы, Клара у Карла украла кларнет.

КОЛЯ. Я не хочу стоять в углу.

ПЕТР. Ты наказан…Шла Саша по шоссе и сосала сушку, по шоссе Саша шел, на шоссе Саша шасси нашел.

КОЛЯ. А когда мама придет?

ПЕТР. Ты должен молчать…Архип охрип, Архип охрип.

КОЛЯ. Папа придет с войны и выгонит тебя.

ПЕТР. Сказал бы я, да малой еще. Хотя…надо подумать…От топота копыт пыль по полю летит.

             Входит Зинаида – после заводской смены.

ЗИНАИДА. Слышали новость – наши разбили немцев под Сталинградом. Много тысяч в плен взяли. На заводе все повеселели, обнимались. Это поворот в войне. Секретарь парткома на митинге сказал – это начало победы.

ПЕТР. Кто с мечом придет, тот от меча и погибнет. Запомни, Николай.

КОЛЯ. Мама, я не хочу стоять в углу.

ПЕТР. Нечего было капризничать.

ЗИНАИДА. Сына, я сахару тебе принесла. Обменяла сегодня на колечко. Хочешь сахару?

КОЛЯ. Часы принеси.

ЗИНАИДА (присаживается перед сыном). Сынок, это сложно. Где их взять?                                                                                                       КОЛЯ. У Гришки с улицы есть часы дома.

ЗИНАИДА. Хорошо, сынок. Обязательно принесу – потом. (Петру). Радостное событие сегодня. Пусть выйдет из угла, хорошо?

ПЕТР (Коле). Проваливай. Скажи спасибо Сталинграду.

             Зинаида выводит Колю из угла, обнимает, целует. Усаживает за стол, кладет перед ним кулек с кусочками сахара.

ЗИНАИДА. Кушай сахар. Он сладкий.

КОЛЯ. Нет. Я для папы оставлю.

ПЕТР. Надо сказать ему…Должен понять…Пять лет все-таки…Меня в пять лет на пианино отдали…Я уже все понимал…

ЗИНАИДА. Потом.

ПЕТР (взрывается). Когда потом, черт подери?! Надо сказать! А то он меня из-за отца уже ненавидит! Я-то не на войне! У меня только с ним война!

КОЛЯ. Я папу люблю!

ПЕТР. Вот видишь – это назло! Мне назло!...Дирекция филармонии меня ценит!... Публика меня обожает!...А тут… какой-то…клоп… сосет из меня энергию!...Он вредит моей карьере!...На сцене – представляешь – я думаю о нем!...Это черт знает что!...

 

СЦЕНА 11

 

                           2001-й год. Январь.             

                         Квартира. Ночь. Зинаида Егоровна спит, не раздевшись, в коридоре у входной двери на матрасе. Николай спит в комнате на диване. Звонит будильник. Николай просыпается, нажимает на клавишу будильника, смотрит на него, встает, идет в одних трусах в коридор. Включает свет.

НИКОЛАЙ (тормошит мать за плечо). Ну, же. Время идти -  узнавать.

               Зинаида Егоровна встает, надевает валенки, пальто и шапку.

Я очень известный артист. Я помогаю людям жить... Я капризных мальчиков не люблю. Жутко, знаешь ли, не люблю… Пошли мальца, пусть узнает. Ничего ему не сделается. Пусть закаляется, как сталь… Я лучше всех умею смешить людей. Знаешь, как пляшет пленный фашист?...В следующий раз поторопись…Цыц, мне! Нечего баловать этого маленького засранца!... Слушай, ты бы, гаденыш, спал, не раздеваясь. А то долго тебя ждать приходится… Кто с мечом придет, тот от меча и погибнет…Пошел вон из угла! Скажи спасибо Сталинграду…Клара у Карла украла кларнет, Карл у Клары украл кораллы … Дядя Петя очень хороший. У него жутко тяжелая работа. Он много ездит с концертами. Бедняжка едет ночью, на лошадях, мерзнет… Му-у-у-у, мы-ы-ы-ы, мо-о-о-о…Меня в пять лет на пианино отдали. Потому что я был страшно умным.…Аки-аки-аки-аки-аки, бяки-бяки-бяки-бяки-бяки… Я пою на сцене и думаю об этом мерзком мальчишке! Это черт знает что!...Он же настоящий клоп. Его надо прихлопнуть. А еще лучше ночью выгнать на мороз…Который час, черт подери?!...А ремнем по заднице?...Пулей, я сказал!

                Зинаида Егоровна выходит из квартиры.

               Она медленно идет по длинному ночному коридору, как когда-то во время войны ее маленький сынишка, и выходит во двор, а затем и на ночной Красный проспект.

 

Все так же равнодушно мерцает циферблат

часов над гастрономом.

 

СЦЕНА 12

                       2001-й год, март. Прошло три месяца после первой сцены. Поздний вечер. Звонок в дверь. Николай идет открывать. Входит Игорь.                                                                                               ИГОРЬ. Привет. Узнаешь? Три ж месяца не виделись.                              НИКОЛАЙ. Заходи.                                                                                  ИГОРЬ. Не в духе что ли? Обидел кто?                                             НИКОЛАЙ. А-а.                                                                                           ИГОРЬ. Понятно. Сейчас все поправим. (Проходит на кухню). Представляешь, я сегодня трудился, как папа Карло. Столько было вызовов. Ну, правда, и навар есть. Одним поставил новый смеситель, из своих запасов, на триста рэ больше, чем приобрел. И они хоть бы хны, схавали. А старый смеситель себе забрал – говорю – ему место только на свалке. А сам его подшаманил и одной старушенции поставил, за двести рубликов. (Достает из кармана куртки бутылку водки). Вот – из чистой прибыли. Решил достойно завершить рабочий день. К тому же мы с тобой давно не виделись. За встречу.                                                                         НИКОЛАЙ. Я не буду. Мне нельзя.                                              ИГОРЬ. Чегой-то вдруг?                                                                НИКОЛАЙ. Был сегодня утром у врача. Мне нужно срочно операцию на желудке делать. Она стоит две тысячи у.е. Где я возьму такие деньги? Я всего лишь простой пенсионер.                ИГОРЬ. То-то я гляжу, ты какой-то смурной. Да-а, дела. (Сует бутылку в карман). Вот жизнь. Живешь, живешь – и бац! Готовься на выход!...Извини, конечно…Я не в том смысле, что тебе… дескать…Короче, нужно держаться – и шевелить мозгами. Что-нибудь придумаем.                                                                                         Звонок в дверь.                                                                             НИКОЛАЙ. Погоди.                                                                            Уходит в коридор открывать. Входит Зинаида Егоровна, закрывает за собой дверь.                                                               ЗИНАИДА ЕГОРОВНА. Товарищ начальник исправительно-трудовой колонии…                                                                               НИКОЛАЙ (перебивает). Давайте.                                                    Зинаида Егоровна достает из кармана монетки, сыплет в руки сына.                                                                                                                (Не считая деньги). С этого дня входной билет – не сто, а сто пятьдесят рублей. Извините – ситуация изменилась. Сегодня, так и быть, прощаю в честь гостя, а завтра уже – извольте. Сейчас отдыхайте, ночуйте. (Возвращается на кухню).                           Зинаида Егоровна раздевается в коридоре.                                   ИГОРЬ. У вас все еще продолжается?…Не знаю, дружище – мое дело, конечно, сторона. Но на твоем месте я бы ее простил. Молодая была, глупая. На фига - и ее мучить, и себя? У тебя же крыша скоро съедет, а, может, уже съехала. Прости ее. Она-то тебя простит, это точно. Она любит тебя. Иначе, не стала бы терпеть – заявила куда следует или ушла бы в богадельню. Прости. Тебе же легче станет.

                           Николай не отвечает. Зинаида Егоровна замерла в коридоре, ждет, что скажет сын.

Может быть, и болезнь твоя от этого. Да, скорее всего. Прости – глядишь, и поправишься.

НИКОЛАЙ (раздраженно). Тебе же сказано – операция нужна. Здесь вот, в животике ножичком требуется. Иногда боль такая  – взял бы и сам полоснул!... Деньги, деньги - где взять?! Две тысячи зеленых! Вот в чем проблема! А не в простить - не простить! Повторяю, врач сказал – операция обязательна.  Без нее мне хана. Хоть сейчас в гроб прыгай.

ИГОРЬ. Займи.

НИКОЛАЙ. У кого? У таких, как я, пенсионеров?

ИГОРЬ. Пятьсот баксов у меня есть. Может, кто из приятелей еще одолжит.

НИКОЛАЙ. А как потом отдавать? А вдруг я под ножом того… и тебя подведу. Отпадает.

ИГОРЬ. Лучше в гроб, да!?

                                Николай не отвечает.

 Хорошо. Давай думать… Ей-то не говорил?

НИКОЛАЙ. Еще чего.

ИГОРЬ. Зря. Зря ты такой упертый.

                 Зинаида Егоровна разворачивает постель в коридоре. Засовывает руку в матрас и достает целлофановый пакет – в нем денежные купюры.

Может, продать чего?

НИКОЛАЙ. Кто тут что купит? Всему этому цена – червонец.

ИГОРЬ. Квартиру продай. А меньшей площади купи. Или в отдаленных районах. Вот и хватит на операцию.

НИКОЛАЙ. Да там мошенник на мошеннике в этих конторах. Боюсь я их. Останусь без желудка и без квартиры.

ИГОРЬ. Надо рискнуть. Я бы попробовал.

                       Из коридора выходит Зинаида Егоровна.

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА (кладет деньги на стол перед сыном). Это деньги на операцию. Возьмите, пожалуйста.

                                  Пауза.

ИГОРЬ. Откуда это у вас?!

ЗИНАИДА ЕГОРОВНА. Откладывала на черный день.

                    Игорь вновь достает бутылку из кармана, ставит ее на стол, улыбается.

ИГОРЬ. У меня давно созрел тост… Да, помиритесь вы, черт возьми!

 

СЦЕНА 13                         

 

                       Прошло несколько дней. Утро. Николай на кухне жарит яичницу. Он очень сильно взволнован, и все делает из рук вон плохо. Зинаида Егоровна в коридоре встает с постели, сворачивает матрас. Николай выходит в коридор.

НИКОЛАЙ (страшно волнуясь). Мама…

                     Зинаида Егоровна останавливается.

НИКОЛАЙ… Мама… Я хочу, чтобы теперь все было по-другому… Пойдем... (Ведет ее на кухню, усаживает за стол). Садись… Поешь... Я завтрак приготовил…Вот – яичница…

                    Выкладывает со сковородки на тарелку перед ней яичницу. Наливает в чашку чай. Достает из холодильника торт, отрезает от него большой кусок, кладет на другую тарелку, пододвигает к ней. Роняет вилку и ложку на пол. Поднимает и кладет их на стол, затем убирает со стола.

                  Зинаида Егоровна не ест, молчит. На ее лице выражение смятения и недоверия – вдруг это очередное издевательство?

 

СЦЕНА 14

                              Прошло еще два месяца. Май 2001-го года.

                              Квартира. Звонок в дверь. Николай открывает. Входит Игорь с цветами.

ИГОРЬ (о цветах). Вот – из чистой прибыли.  Поздравляю с выздоровлением. Два месяца разлуки – и сантехник обнимает своего друга. ( Вручает цветы.) Пусть твои краны не текут, пусть твои ванна и раковина не засоряются. И чтобы все теперь было нормалёк. А если что будет не так – зови не врачей, а слесаря. Главного человека в государстве. И святого человека. Сан-техник. Как переводится, знаешь? «Сан» – это значит «святой». Святой техник. (Застывает в картинной позе). Картина – «Святой техник навещает друга, который исцелился»… Этот шедевр был продан на аукционе за 100 миллионов долларов, но, к сожалению, ушел в частное собрание и теперь его не увидит широкая публика.

                                    Идут в комнату.

…Как ты?

НИКОЛАЙ (с иронией). Крепну с каждым днем.

ИГОРЬ (не замечая иронии). О, так это замечательно! (Достает из кармана бутылку водки). Выходит, я не промахнулся. Тебе ж теперь можно… (Застывает в картинной позе с бутылкой водки). Картина – «Святой техник приносит святые дары». Шедевр широко известен лишь жильцам этого дома. Он будет пылиться в запасниках местной картинной галереи. Его будет преследовать зависть городских мазилок.

НИКОЛАЙ (садится за стол). Давай, садись. (Кладет рядом цветы).

ИГОРЬ (оглядывая комнату). А где матушка твоя? Я думал, вы помирились…  

НИКОЛАЙ. Наливай.

ИГОРЬ. Она вышла, скоро вернется?

НИКОЛАЙ. Не торопись.

ИГОРЬ. Понял. (Садится, откупоривает бутылку, наливает водку в стаканы).                                         

                                         Пауза.                     

НИКОЛАЙ. Я был на операции, а она…Сорок дней сегодня.… Здесь бы она сейчас сидела…Рядом со мной… (Встает). Я ей никогда, ничего…А она у меня была…И за станком в войну … И в школе учителем в младших классах… И мне, когда…сам знаешь ….(Поднимает стакан, Игорю). Давай. За нее.

                  Игорь встает, поднимает стакан. Пьют, садятся, молчат…

        

И будто бы вдалеке, по тому самому коридору, но только не ночью, а днем идут Зинаида Егоровна и Коля. Мальчик что-то весело рассказывает…

 

   И часы над гастрономом рассыпаются в прах.

 

 

 

Красный проспект – центральная улица Новосибирска (примечание автора).                 

 

2 ноября 2011 г.

 

МУРЕНКО ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ.

телефон:

8 905 945 76 57 (сот).

armariyn@mail.ru

armariyn@rambler.ru

armariyn@yandex.ru

armariyn@gmail.com

 

------------------------------------------------------------------------------
Все четыре пьесы зарегистрированы в Сибирском филиале Российского Авторского Общества. Все права на каждую пьесу у автора.

-------------------------------------------------------------------------------
 Автор предлагает визуальное решение, которое объединило бы все четыре мини-пьесы в спектакле.

       На сцене на возвышении боксерский ринг. В соответствии с правилами телевизионного шоу, в которое превратились боксерские поединки, ведущий объявляет первый бой: «Мусорные-е-е-е бяки-и-и-!» Затем называет имя первого бойца:

- Константи-и-и-ин  Петрови-и-и-ич!

На ринг выходит в боксерских перчатках, приветствуя зрителей, Константин Петрович.

Ведущий объявляет имя второго боксера:

- Петя-я-я-я  бо-о-о-мж вожжа-а-а-ак!

На ринг выходит Петя, бомж-вожак – тоже в боксерских перчатках. Боксеры пожимают друг другу руки.

Девушка в купальнике выходит с табличкой: «1 раунд». Затемнение. Музыкальный переход к первой пьесе. Действие в пьесах разворачивается на ринге и возле него.

После окончания первой мини-пьесы на ринге вновь появляется ведущий телешоу. Он объявляет второй бой: «Бабуи-и-и-ин и Дембе-е-е-ель!» Затем называет первого бойца:

- Петя-я-я-я дембе-е-е-ель!

На ринг выходит Петя в трусах и майке, в боксерских перчатках – поднимает руки, приветствует зрителей.

Ведущий объявляет имя второго боксера:

- Татьяна-а-а-а Степа-а-а-а-новна-а-а!

На ринг в боксерских перчатках выходит Татьяна Степановна. Приветствует зрителей. Боксеры пожимают друг другу руки.

Девушка в купальнике выходит с табличкой: «2 раунд». Затемнение. Музыкальный переход ко второй пьесе.

После окончания второй мини-пьесы выходит девушка в купальнике с транспарантом: «Антракт».

Второе действие начинается с того, что вновь на ринге появляется ведущий телешоу и объявляет третий бой: «Сы-ы-ы-н приеха-а-а-ал!» Затем называет первого боксера:

- Алекса-а-а-андр Иванови-и-и-ич!

На ринг в боксерских перчатках выходит Александр Иванович, приветствует зрителей. Ведущий объявляет второго боксера:

- Ири-и-и-на-а-а-а!

На ринг выходит Ирина. Боксеры пожимают друг другу руки.

Девушка в купальнике выходит с табличкой: «3 раунд». Затемнение. Музыкальный переход к третьей пьесе.

После окончания третьей мини-пьесы появляется ведущий телешоу и объявляет четвертый бой: «Королева-а-а-а Ли-и-ир!» Затем объявляет первого бойца:

- Пё-ё-ё-ётр, артист филармонии-и-и-и!

На ринг выходит Пётр, приветствует зрителей. Ведущий объявляет второго боксера:

- Ко-о-оля!

На ринг в боксерских перчатках выходит 5-летний Коля, приветствует зрителей. Боксеры пожимают друг другу руки.

Девушка в купальнике выходит с табличкой: «4 раунд». Затемнение. Музыкальный переход к четвертой пьесе.

После окончания ведущий приглашает всех актеров на ринг.

 

Боксерский ринг, как визуальная связка всех мини-пьес, не будет выглядеть эклектично. Во-первых, во всех пьесах персонажи обмениваются психологическими ударами, а иногда даже и физическими – идет самый настоящий поединок. Во-вторых, о телевидении идет речь во всех мини-пьесах, поэтому пойти от визуальной формы телешоу – это вполне естественно. Телевидение формирует и вкусы и способы общения.

 

Визуальное решение, предложенное автором, ни в коем случае не является догмой. Каждый режиссер волен предложить свою связку.

 

Коротко об авторе.

Пьесы поставлены в трех новосибирских театрах: в областном драматическом театре «Старый дом» - пьеса «Отче наш»; в молодежном академическом театре «Глобус» - пьеса «Призвание – убийца»; в городском драматическом театре С. Афанасьева – пьеса «Шутки в глухомани»; «Шутки в глухомани» поставлена также в 44-х городах России и СНГ (на момент 2011 года).

Пьеса «F 1 – помощь. Памяти Windows 2000» поставлена в Белоруссии – в молодежном театре «На филфаке» Белорусского государственного университета и была представлена на Международном фестивале студенческих театров «Театралны куфар 2009» в Минске. Пьеса «Отче наш» стала лауреатом фестиваля в Одессе (Украина).

Спектакли по пьесе «Шутки в глухомани» стали лауреатами фестивалей в Новосибирске, Иркутске, Перми, Кирове, Самаре, Твери, Йошкар-Оле, Ульяновске, Мурманске, Барнауле, Омске, Сызрани, Тобольске, Ханты-Мансийске, Пскове, Тюмени, Комсомольске-на-Амуре, Москве, в Узбекистане, Болгарии и во Франции.

Печатался в журнале «Современная драматургия», в сборниках «Авторы и пьесы», «Мы выбираем Новосибирск».

 Один из соучредителей Секции драматургов при Авторском Совете Российского Авторского Общества.

Участник лаборатории драматургов, режиссеров и критиков Урала, Сибири и Дальнего Востока, семинара драматургов России в Рузе, семинара молодых драматургов СССР.

 Один из победителей конкурса пьес Sib-Altera (пьеса «Актриса ночью»).